Дверь в зиму
Шрифт:
— Отбились, брат. Спасибо.
Он бодрился, но в глубине души понимал: времени ему отведено с гулькин нос. Годы не те. Пальцы дрожат, зрение ни к черту. Сколько он еще продержится? Сколько нужно?
Хорошо бы еще самому в это поверить.
6
Мозгач
— Я впечатлен, молодой человек.
Над ложем, задумчиво глядя на Юрася, возвышался профессор Стрижко. Львиная грива седых волос, серебристая бородка
О щегольстве профессора в институте ходили анекдоты.
— Маска, — с перепугу брякнул Юрась. — Маска где?
— Что, простите?
— Вы маску надеть забыли, Антон Сергеевич. Сами же говорили: стерильность…
— Проклятый склероз! Вы совершенно правы, Юрий Викторович.
Профессор извлек из кармана халата легкий респиратор — такой же, как у Юрася. На лицо респиратор лег плотно, впритирку — чувствовался опыт.
— Как самочувствие? Голова не кружится?
— Нет.
— Зрение в порядке? Сколько пальцев видите?
— Три.
— А сейчас?
— Четыре.
— А сейчас?
— Один.
Юрась не удивился бы, окажись этот палец средним. Мизинец? Он не знал, чего ждать от мизинца. Выгонят из бункера? Не зачтут практику? Отчислят из института?!
— Я рад, что вы в порядке. Первый контакт не всегда проходит гладко. Вставайте, Юрий Викторович. Только без резких движений! Инструкцию к контрольному модулю помните?
— Д-да…
— Корректно выйдите из системы и отключите модуль. Сумели войти — сумейте и выйти.
Сбитый с толку Юрась судорожно вспоминал последовательность действий. Обесточить и снять шлем. Выйти из контрольного меню. Перейти в меню диагностики и фиксации. Проверить параметры. Сохранить. Выйти из меню. Выйти из системы. Проверить индикаторы контрольных приборов. Отключить питание.
— Для первого раза неплохо. Присаживайтесь.
Профессор указал на свободный стул. Сам Стрижко устроился в офисном кресле. Юрась настороженно присел на краешек жесткого сиденья.
— Вы, Юрий Викторович, сейчас один большой вопросительный знак. Формулируйте, я готов отвечать.
Даже так? В груди затеплилась робкая надежда.
— Ваш эксперимент провалился? Капитан Осадчук впал в кому? Все эти годы вы не можете его вывести?
Профессор едва заметно поморщился.
— Скверная логика, молодой человек. Это и есть метод: введение пациента в контролируемую медицинскую кому на неопределенно долгое время.
— Но вы можете вывести его из комы?
— Могу.
— В любой момент?!
— Да.
Стройная картина, которую выстроил Юрась, рассыпалась в прах.
— Почему же вы этого не делаете?!
— Думаете, я не хочу признавать неудачу? Опасаюсь за свою репутацию? По глазам вижу: думаете. И объясняю: никакой
— Держать пациента в коме? Год за годом?!
— И это в том числе. Но это не цель, это средство. Как по-вашему, что происходит с Семнадцатым?
— С капитаном Осадчуком!
— Хорошо. Что, по-вашему, происходит с капитаном Осадчуком?
— Он… Он живет в мире своих галлюцинаций?
— Это не вполне галлюцинации, но не будем придираться к терминам. Да, живет. Чем он там занят?
— Ведет войну! Сдерживает нашествие. Танки, БТРы, солдаты противника — его воображение превратило их в монстров. Сам он — бывший алхимик… Это его внутренняя искаженная реальность.
— К вам возвращается здравый смысл. До войны Степан Осадчук был химиком-технологом. В армии попал в подразделение особого назначения, позже его возглавил. Они занимались диверсиями в тылу противника и на передовой.
— Так вот откуда взялась алхимия!
— В грубом приближении ассоциативные цепочки были такими. Продолжайте, Юрий Викторович.
— Капитан Осадчук стал инвалидом. Родных у него не осталось, верно?
— Это сейчас не важно. Я слушаю.
— И он добровольно согласился впасть в кому? Сражаться с воображаемыми чудовищами? Здесь он обуза, калека. Там же у него есть силы и цель. Он не хочет возвращаться! Поэтому вы и держите его в коме.
Три сухих хлопка в ладоши эхом отразились от стен.
— Браво, Юрий Викторович. Да, капитан Осадчук — доброволец. Да, он согласился оставаться там, сколько хватит сил. Судя по контрольным наблюдениям, его решение до сих пор неизменно. У вас сложилось такое же впечатление?
Юрась кивнул, с трудом проглотив комок в горле.
— Он не сдается. Он выполняет самое важное задание в своей жизни. Объективно важное — не только для него. Для наблюдателя это выглядит как псевдогаллюцинации, отягощенные конфабуляциями. Подобное наблюдается при парафреническом синдроме. Однако Степан Тарасович психически здоров. То, что вы видели, имеет по большей части физическую природу.
— Физическую?!
Профессор наклонился вперед:
— Юрий Викторович, что вам известно о Рубиконе?
Северо-западная окраина города пострадала не слишком сильно. Панельная девятиэтажка, построенная в конце восьмидесятых, уцелела. Даже стекла не вылетели. Семью Стрижко отправил в эвакуацию. С тех пор в двухкомнатной квартире поселилась гулкая пустота. Антон Сергеевич лишь ночевал здесь, и то не каждую ночь.
Обходы. Операции. Консилиумы. Лекции и практикумы в полуразрушенном институте. Все это слилось в нескончаемый поток. Изредка Стрижко выныривал на поверхность, с вялым удивлением отмечая: ага, март. Снег во дворе. А вот и апрель на подходе. Под ногами хлюпает. Надо ботинки сменить…