Двое из двадцати миллионов
Шрифт:
– Знаешь, Маша, декан меня вызывал... Не останавливаясь, Маша сказала:
– В разведку с тобой не пошла бы, Шаров. Прощай, герой.- И ушла.
Подняв воротник своей железнодорожной шинели, поеживаясь от холода, Шаров топтался против общежития, поглядывал на освещенные окна второго этажа и не решался зайти. Даже сквозь закрытые рамы доносился на улицу веселый шум свадьбы.
Она справлялась все в той же комнатке общежития. По этому случаю мебель была вынесена, а вместо нее из столов и гладильных
Во всю мощь хрипел патефон. Объединенными усилиями хозяев и гостей стол уставлялся тарелками с капустой, свеклой, турнепсом, который в те времена перешел из кормушек животных на столы москвичей. Народу набилось видимо-невидимо. Кому не хватило места за столом, уселись на подоконнике, на фанерных ящиках, на сложенных стопками книгах.
– Одни, правда, гарниры, но зато от пуза!
– кричал летчик Андрей, разливал по кружкам и стаканам разбавленный спирт.
– А где же Маша? Что за свадьба без невесты?
– Одевается у комендантши.
– Э, нет, нет,- говорил Сергей, пересаживая гостей,- так не пойдет. Что ж это получится - мединститут с одной стороны, а наши ребята отдельно. А ну, давайте, давайте, пересаживайтесь.
Шло веселое переселение однокурсников Сергея студентов-автодорожников - к студентам-медикам, а более всего - к медичкам.
– Интеграция, интеграция!- кричал кто-то.- Девушки, сюда!
Кончилась очередная пластинка, и тут как раз появилась Маша с двумя подружками.
Вместо старой гимнастерки, защитной юбочки и кирзовых сапог - платьице в горошек, туфли на высоких каблуках и прическа - самая настоящая парикмахерская прическа: светлые волосы, уложенные крупными волнами.
– Братцы!- крикнул Ваня Пастухов.- Вы смотрите, Маша, оказывается, почти красавица!
– Спасибо, Ваня, за "почти". Видно, у тебя остатки совести сохранились.
Смеялись, шумно рассаживались за столом.
– За вас, ребята; Маша, Сережа...
– Нет,- сказал Сергей,- за тех, кто не вернулся. Все поднялись, молча выпили. Постояли.
– Ну, а теперь за молодоженов!
– Горько!
– Горь-ко! Горь-ко!
Обняв Машу, Сергей шепнул ей на ухо:
– Подумай, мы живы...
Шумела свадьба, наперебой выкрикивались тосты, пытались петь, сыпались анекдоты.
– Да это что - детский сад?
– кричал прежде всех захмелевший студент по прозвищу Тихоня.- Я вам сейчас потрясающий анекдот расскажу. Где у вас тут отдушина?
Смеялись.
Затаскивали на свадьбу всякого, кто проходил по лестнице общежития.
– Можно к вам?
В проеме дверей показался декан мединститута Проскуряков.
– Вы?..- Маша с удивлением смотрела на него.
–
– Заходите, Михаил Степанович. Вслед за деканом вошла его жена. Оба были нагружены свертками, тяжелыми авоськами.
– Не обессудьте, мы тут с некоторым харчем, так сказать... Это жена Валентина Алексеевна. Проще - Валя.
– Знакомьтесь, ребята, кто не знаком. Это наш мединовский декан Михаил Степанович и его жена...
– Валя... Валя,- говорила жена декана, протягивая студентам пухлую руку в кольцах,- просто Валя...
– Еще раз простите, что ворвались без приглашения...- говорил декан,- примите в компанию.
– А вы извините, что так тесно. Садитесь, пожалуйста. Только вот продукты зачем же?..
– Ну, это ты, Серега, брось,- усаживал Сергея на место Толкунов.Продукты как раз очень уместны... Э... да тут и вино и водочка... братцы, тут и колбаска и сыр - живем! Ну, товарищ декан, это очень симпатично с вашей стороны. А то у нас тут, -честно говоря, одни только гарниры, гарниры, гарниры...
– Позвольте мне тост,- поднялся декан.
– Тихо, ребята, дайте послушать...
– Сегодня у нас с Машей произошло на комсомольском бюро нечто вроде столкновения. Принципиальное расхождение, если хотите... И тем не менее вернее, тем более - мне захотелось зайти, поздравить ее...
Декан говорил гладко, как человек, часто выступающий и привыкший к тому, что его внимательно слушают. За толстыми стеклами очков в черной роговой оправе его глаза смотрели строго и умно,
Он говорил хорошо поставленным низким голосом:
– ... удивительный процесс происходит ныне в вузах: свежий ветер ворвался в наши аудитории. Вместо мальчиков и девочек со школьной парты, вместо детей, не нюхавших еще жизни, пришли вы, люди, опаленные войной, знающие о жизни такое, о чем иной старый мудрец не подозревает... Хочу выразить вам, товарищи, свое глубокое уважение, особенно же вам. Маша, и таким, как вы, девушкам, прошедшим дорогами войны, дорогами крови и страданий,- нашим дорогим сестрам. Земной вам поклон. Простите за некоторую высокопарность, но, поверьте, она от переполненного сердца. Декан сел на место, и все шумно зааплодировали.
Тихоня, может быть, даже более шумно, чем требовалось, бил в ладоши, высоко поднимая руки и скандируя:
– Вер-но! Вер-но! Мо-ло-дец, де-ка-ни-ще!
– За тост спасибо,- сказала Маша, наклоняясь через стол к декану,но Ваню Пастухова не отдадим. Вы про фронтовиков еще не все знаете.
– Ребята,- кричал кто-то из коридора,- дали бы для атмосферы музыку!
– Пластинки у меня не первой молодости,- оправдывался Толкунов, вращая ручку патефона.
– Ничего, крути давай! Летчик Андрей налил декану.