Двое из ларца

Болучевский Владимир

— Что вас интересует? — Валентина Олеговна, присев на стул, размешивала ложечкой сахар.

— А почему вы не спрашиваете, как погиб Гольдберг?

— Вы же сами сказали: «тяжкое преступление». Значит, убили. А как — для меня не принципиально, я не люблю кровавых деталей. И вообще… это ведь у вас ко мне вопросы. Давайте ближе к делу.

— Хорошо… Как вы считаете, могли быть у Виктора Аркадьевича враги?

— Судя по обстоятельствам его кончины, считаю — да.

— Ну, это разумеется. Я имею в виду…

— Послушайте, я у него проработала чуть больше полугода. Сначала, я уж и не помню, кто нас познакомил,

но это не важно, короче говоря, ему нужно было сдать квартальный отчет. От него ушел очередной бухгалтер, что, в общем-то, не удивительно, и я просто свела баланс и сходила вместе с ним в налоговую инспекцию. Работа была пустяковая, деятельности за отчетный период почти не было. Он мне заплатил. Потом уговорил, чтобы я расписалась в новой банковской карточке, он, дескать, меня приказом оформит, но на работу мне ходить не обязательно. Просто поставить подпись в чистых платежках и чековой книжке. Я проконсультировалась, выяснила, что чисто юридически ответственности на мне практически никакой, за все отвечает первое лицо, то есть он, директор, и согласилась. Мы договорились: я делаю только квартальные отчеты, он мне за это платит. Всю деятельность он осуществляет сам. Почему нет? При его оборотах ему вообще никто не нужен.

— И?..

— И все. Я еще один отчет сдала, за третий квартал, налоги мы заплатили, на зарплату какие-то крохи наскребли. И все.

— И вас это устраивало?

— Что?

— Такая работа.

— А не было никакой работы. Нисколько меня это не обременяло. Так… посидеть раз в три месяца пару вечеров да получить деньги. Чисто символические, но все-таки. Он, правда, говорил постоянно о перспективах, об инвестициях каких— то фантастических в грядущем, но это все говорят. В общем, меня общение с ним не напрягало. Да мы почти и не виделись. Так что вряд ли я смогу вам чем-то помочь. О личных его связях ничего не знаю, а о деловых… — Она чуть изогнула изящную линию нижней губы и пожала плечами.

— Да… — Петр достал сигареты. — Вы разрешите?

— Конечно.

— Негусто, конечно, но… что ж поделаешь. — Волков закурил сигарету и положил пачку на стол. — А вас что же, никто не провожает разве?

— Никто. А почему вы спрашиваете?

— Да нет, просто я подумал, может, я мешаю…

— Не мешаете. Трогательная церемония произойдет при встрече.

— Да? А куда вы летите, если не секрет?

— В Мюнхен. К мужу.

— Даже так?

— А что вас удивляет?

— Да ничего, в общем-то… А надолго?

— Если без протокола, — улыбнулась Валентина Олеговна, — то, так и быть, скажу: возможно, насовсем.

— Ну во-от… — протянул расстроенно Петр. — Как красивая женщина, так сразу… И ведь у них там и так все есть: и климат, и изобилие, и душевное благополучие. А у нас? Водка, кураж да женщины красоты чудесной. Что ж они у нас последнее-то забирают?

— Так уж и последнее… На ваш век хватит. И того, и другого, и третьего.

— Нет! — Волков мотнул головой. — Ваше отсутствие будет невосполнимо.

— В плане генофонда нации? — улыбаясь, хитро прищурилась Валентина.

— Именно! — кивнул Петр. — И вообще… Как это никто вас не провожает? А я? Родина вас провожает — в моем лице!

Он поднялся, подошел к стойке и вернулся к столу, поставив на него два бокала с коньяком и тарелочку с бутербродами.

— Нет-нет, что вы, я… — покраснела

вдруг Валентина.

— И никаких «нет». Я настаиваю. Родина мне не простит.

Валентина подняла на него пронзительно-зеленые глаза:

— Где ж она раньше-то была…

— Так ведь… всего же не объять. Столько дел. За удачу! — Он поднял бокал.

— Спасибо вам, — она отпила глоток и поставила бокал на стол.

— Ну вот, а то как-то не по-людски.

— Позволите? — она показала глазами на пачку сигарет. Волков привстал и щелкнул зажигалкой.

— Спасибо. Я вообще-то не курю, но…

— А родители? Они как?

— Старенькие. Но у меня сестра с ними живет, так что… И потом, я же не на луну улетаю.

— Слава Богу! Сестра… на вас похожа?

— Да-а. Она у меня очень даже… Так что давайте, налаживайте тут душевное благополучие, если о генофонде нации печетесь.

— Ну, это процесс длительный, скрупулезный. Да и потом, нация-то, она хоть и под покровом Богородицы пребывает, но уж больно лукава. Злодейства как такового на дух не приемлет, а злодей отдельный, персонифицированный, ей тем не менее импонирует. Вот, например, Разин Степан Тимофеевич: год рождения утрачен, род занятий — лихой человек. Народ воспел его поступок — предумышленное убийство беззащитной девушки. Причем с отягчающими — ведь наверняка выпимши был. И утопил барышню, что твою Муму. Просто так, из озорства и бравады ради. А она ведь не Мума была. Хоть мне и собачку, бессмысленно убитую, жалко, но ведь тут — живой человек. У нее ведь тоже небось сердчишко-то билось в тот самый смертный час, как… А он ее — с особым цинизмом. Ибо на глазах всего «народа-богоносца». И народ воспел. Знай, дескать, наших. Он, Степан-то, конечно, много чего другого делал, вполне благородного, но песня-то, а? «И за борт ея бросает…» А Д'Артаньян? Любимый герой детворы? У этого же руки вообще по локоть в кровище. Ему же человека подрезать, опять же из озорства, ничего не стоило… А он — герой. А начальник Бастилии, вот и не помню, что характерно, как звали-то его, он — сатрап. Ему пенделя под зад, в кино показывают, и всем смешно и радостно. Почему, не задумывались?

— Честно говоря, нет.

— Вот. Просто потому, что вас лично не коснулось озорство это самое. Поэтому и я для вас — сатрап. По сути своей. А какой-нибудь Шамиль — герой романтический.

— Ну уж…

— А разве нет? «Налаживайте благополучие…» Для этого же и злодеев изводить тоже нужно, по мере возможности. А как? Если… Я вот вам сейчас вопрос один очень хочу задать и не могу.

— Почему?

— А потому, что вы сразу решите — вот, мол, гад, корчит из себя Бог знает кого, коньяком угощает, а все для того, чтобы развести, как сахар в чае, и информацию выкачать. А это все не так.

— Что именно?

— Не для того я вам все это говорю, чтобы разводить. И что уезжаете вы — жалко. Красивая 'женщина, с вами просто посидеть, выпить, поболтать — одно сплошное удовольствие, честное слово.

— Так и болтайте, время у меня еще есть. А у вас?

— Хотел бы я взглянуть на мужика, у которого в вашем присутствии вдруг дела неотложные появятся.

— Были примеры.

— Так это ж… — демонстративно задохнулся от возмущения Петр. — Это ж просто… подонки какие-то, выходит! Однозначно! Называйте быстро: имена, фамилии, адреса… клички. Давить их будем.