Двое в темноте
Шрифт:
– Просто оставить в покое, - устало произнёс Мэтт.
– То есть как это? Ну он же мне не чужой, не могу просто бросить его в беде. Лично я бы на такое просто оставить в покое меня, когда мне плохо, не просто обиделась бы, а смертельно как минимум.
– Я говорю, как есть, в такой ситуации лучше не трогать, когда отойдёт, сам придёт за утешением, если оно понадобиться. Или не понадобиться вовсе. А вы там вообще как-то по-другому работаете…
– А чай можно хоть делать?
– Можно, - его рука мягко опустилась мне на плечо и прижала меня к нему.
В
– Да… насколько проще всё-таки было бы, если мы выдавали всё как на духу, не строя догадок и не накапливая обиды и злость. Просто больно – скажи, не нравится – скажи, от того, что ты молчишь и смотришь на него укоризненно, человек не поймёт, что ты отдавил ему ногу.
– Мудрая мысль.
– Только вот в моменты эмоций ты это забываешь, и кажется, что на моем лице всё и так написано. Всё очевидно, чего тут непонятного-то? – Я всплеснула руками.
– А на самом деле ты выглядишь, как раздувшаяся жаба.
– Фуу… - я рассмеялась. И правда. А жабы противные. – Наверное, люди не говорят, что есть на душе, потому что боятся услышать «нет» в ответ на свои желания и хочу, а также услышать что то, что они чувствует не ценно, не важно, и они сами как бэ… какашки, что могут чувствовать например ту же злость.
– Да… это страшно, открыться человеку, сказать о своих реальных чувствах, вне зависимости симпатия это или антипатия, страх, злость, раздражение…
– Я помню, меня ужасно раздражало, что Том носил носки разные. Для него это не было проблемой: надеть носки чёрный и серый сразу, красный и зелёный, разной плотности, цвета или ещё что-то такое же. А меня это раздражало, но я думала, что он обидится, если я скажу это ему, ему будет больно… и что он разлюбит меня…
– Глупо, что именно такие страхи больше подрывают отношения, чем, когда всё кристально ясно. Ты не боишься сам, что человек что-то думает о тебе этакое или разлюбил тебя, но не сказал. А вдруг ему что-то во мне не нравится? Но он молчит, потому что ему больно мне сказать, что я ужасный человек со скверным характером?
– И это накапливается-накапливается, и взрыыыыыыв. И все. Конец отношениям. А ведь всего-то надо было сказать «убирай за собой, когда порисовал, вытирай стол или стул, потому что твои краски везде, а потом всё пачкается об это».
– Есть такая старая пословица «Худой мир лучше доброй ссоры», но я думаю, я бы её перефразировал в «Добрая ссора лучше худого мира».
– А как расшифроваться исконный вариант?
– Напряжённые, но все же мирные, отношения предпочтительнее открытой вражды. Тут как бы подчёркивается, что лучше не доводить назревающий конфликт до ссоры.
– Я думаю, это значение тоже верно в каком-то случае. Когда ты понимаешь, что вы можете поговорить об этом мирно или ты можешь в него кинуть тарелку и начать орать, как будто за ногу укушенная, и тогда, конечно, предпочтительнее выбрать мирные переговоры.
– Кстати, да… я об этом не думал. А второй вариант я думал расшифровывался
– Оооо… такие разговоры опасны. – Задумчиво протянула я, почёсывая неожиданно зачесавшуюся лодыжку.
– Почему?
– Ну представь… женщина, никогда не говорила ничего такого своему мужу, а он и не был в курсе, что она им бывает недовольна. А тут вываливает на него обиды за последние лет десять. У него мозг взорвётся.
Мэтт расхохотался, сильнее прижимая меня к себе:
– Всё надо применять с умом и находить золотую середину.
– А ещё даже в пылу ссоры соблюдать этикет.
Мэтт откашлялся и странным тонким голосом произнёс:
– Извините, сударь, но вы отвратительны, позвольте откланяться. Так что ли? – Тут уже я не выдержала тоже, присоединяясь к его смеху.
– Нет, я не это имела в виду, а то, что не стоит переходить границы человечного, не опускаться до личностей и унижений, оскорблений. А то бывает, когда ты не выясняешь суть проблемы, а просто поливаешь человека грязью.
– По-моему, это актуально не только для ссоры.
– Это точно. Как-то читала книгу по детской психологии и там рассказывался такой принцип общения с детьми, как я-сообщения. Когда ты рассказываешь что-то ребёнку через себя.
– Это как вообще?
– Ну, например… мне больно, мне неприятно, мне холодно, жарко, грустно. То есть, речь в разговоре идёт о моих чувствах по отношению в твоему поступку или поведению, а не о том, что ты сделал что-то плохо, не обвинение, а сообщение о чувствах. Так вот думаю, что это применимо и в отношениях человеческих.
– Типа… меня раздражает, когда ты делаешь что-то вот так?
– Угу…
Мэтт задумался, а потом выдал:
– Думаешь, это работает? Всё равно это сообщение чего-то неприятного для человека, так что какая разница, в какую форму облечь слова. И вообще в книгах столько всего пишут, кто знает, там, наверное, сейчас и половины правды нет. Книги сейчас пишут все, кому не лень, от мала до велика, там столько мусора. Считаю, что надо каждую теорию надо проверять на опыте. И вообще, что ты забыла в книгах по детской психологии?
Я смутилась, щеки начали гореть. Слава Богу, мы сидим в темноте…
– Я… готовлюсь… я хочу быть хорошей мамой своим детям… у меня был период, когда я скупала и скачивала тонны книг про материнство, беременность и воспитание, а потом всё махом прочитала…
– И что?
– Желание иметь детей немного поутихло, - фыркнула я.
– Да ладно? – переспросил Мэтт.
– Значит, хочешь проверить на опыте? – Перевела я тем на менее скользкую.
– Ммм?
– Ну теорию я-сообщений?