Двоеверие
Шрифт:
…Олеся подступила к Вольге. Здоровяк нехотя оглянулся на вожака чужой стаи, пряча в кулачище янтарные кольцо и серёжки.
– Говори, на кой заявился?
– Да не на кой… ще тебе?
– Говори, какое Счастье с Яром добыли?
Вольга поморщился, словно напился перекисшего кваса, и показал серёжки и перстень. Человеческие украшения Олеся приметила, как только вышла на берег из леса. Ритка на побрякушки была с малых Зим падка. Но зря Вольга понадеялся на янтарь: времена, когда Ритка могла пойти с кем-нибудь за кольцо, давно минули.
–
– От тебя?.. –отвернулся Вольга скучающе, – ничего. Не, не буде сговору.
– А с Риткой хотел сговориться?
Вольга не ответил и вальяжно поворотил к лесу, но Олеся его не отпустила.
– Куды потёк? Обожди малость…
Она подошла к Снежке, чернушка как раз собирала одежду у камня. Олеся откинула тряпки и подволокла её за руку ближе к Вольге.
– Замай её.
– Олесенька, ладная моя, что ты!
– Серьги и перстень мне за чернушку отдашь, так согласный?
– На кой она мне хворая? – Вольга окинул Снежку придирчивым взглядом. Малозимняя, под глазами нездоровая тень, губы сгорели от кашля.
– Твоя Правда, – кивнула Олеся. – Но она не тронутая: в норе жила, при нашей мати.
Вольга молчаливо сопел, но не уходил. Тогда Олеся дёрнула Снежку за рубаху и приказала.
– Разоболокайся.
Снежка уставилась на наречённого мужа, как мышь на гадюку. Ей бы благодарить хозяйку за Счастье, что ещё раз послужит семе за богатство, но отчего-то по лицу хлынули слёзы.
Звонкой пощёчиной Олеся привела её в чувство. Рабыня засуетилась, непослушными пальцами распустила завязки, и сшитая из обрезков рубаха слетела к ногам. Снежка сжалась в плечах. Не на что любоваться: груди считай нет, живот впалый, бёдра едва округлились. От озноба она закашлялась.
– Не харкай! – процедила Олеся сквозь зубы, отошла и присела на камень. Снежка осталась перед Вольгой одна одинёшенька, как невеста перед женихом. Вольга подступил и, как недавно поднимал лицо Риты, так приподнял лицо Снежки за подбородок. У той зубы стучали от страха, но Вольга улыбался, взял рабыню за плечи, повернул спиной, ощупал грудь, бока и живот. Ладонь нырнула промеж бледных бёдер, Снежка сама собой сжала ноги, с губ сорвался не стон, а жалкий обрывок стона. Вольга довольно ухмыльнулся, взял Снежку за руку и нацепил ей на палец янтарный перстень. Следом одну за другой он вдёрнул в уши серёжки.
– Ошалел?! – подскочила Олеся.
– Ежели до самой смерти обереглась, так за сие будет от меня дар.
– Серебра для чернухи? О том не сговаривались!
Олеся вдруг поняла, с какой грубой медвежьей хитростью обвёл её вокруг пальца Вольга. Дар нельзя отнимать, даже если подарили рабыне – таков уклад. Серебряные украшения оказались в полном владении Снежки.
– Более нет между нами сговору! – потешался Вольга. – Нынче я не охочий до блуда!
Он тряхнул косматой головой, важно одёрнул куртку и направился в лес.
– Пустой полудурок. – Проводила его Олеся глазами. До зелёной злости хотелось вернуть колечко
– Отдарь!
Снежка заторопилась вынуть серьги из мочек, но вот пальцы замедлились, она с непокорной робостью посмотрела.
– Я не отдам...
– На кой тебе каменья, м? – сощурилась злобно Олеся. – Оборотись на себя: тощая аки жердь, харком небо коптишь, за неделю к Марене спровадишься.
Без единой нитки одежды, но с янтарными серьгами и кольцом, Снежка несмело выпрямилась и будто выросла перед Олесей.
– Я не отдам.
Олеся сжала кулак, но не ударила.
– Коль так, то не харкай. – Ледяным тоном велела она. – Очас и до тверди. Сумеешь – носи, ан нет: прямо здесмь погублю.
Олеся вынула нож и кивнула чернушке. Снежка побледнела и порывисто стиснула рот. Олеся начала считать.
– Един, два, три, четыре, пять, шесть, седмь, осемь…
Снежка вздрогнула, кашель рвался наружу, она сильнее зажала рот и вытаращила испуганные глаза.
– Единонадесять, дванадесять, тринадесять…
Снежка пыталась совсем не дышать, закатила глаза под веки.
– Осемнадцать, девятьнадесять, двадесять, двадесять един…
Снежка крепко зажмурилась, в груди забулькало и засвистело, плечи мелко подрагивали.
– Осмьдесять седмь, осмьдесять осем, осмьдесять девять…
Олесе почудилось, она слышит хруст внутри лёгких. Натужное лицо Снежки едва посинело.
– Девятьдесять осемь... – отсчитала она, Снежка рухнула на четвереньки, кашель вырвался вместе с густым кровавым потоком изо рта и из носа. Олеся едва отступила, чтобы не обмарать сапоги. Чернушка не дотерпела до ста, значит совсем скоро горячка, а после и смерть.
– Прости, Олесенька, прости меня! – растирала Снежка слёзы и кровь по щекам. – Дай мне ещё раз попробовать! Я выстою до самой тверди!
Для ножа здесь не было дела. Дрянное чувство совестливой досады подкатило к груди.
– Леший с тобою, владей рясами, – обронила Олеся и сама на себя разозлилась. – Ну, чего растележилася? Шибче оболокайся, сведу тебя к мати в нору. Ночь на пороге, а мне надоть ощё Ритку проверить в дозоре.
Она придвинула Снежкину рубаху носом сапога и взялась подбирать вещи Риты.
– Олесенька, – окликнула чернушка. Олеся неприветливо обернулась. Рабыня протягивала ей перстень. – Ты возьми Рите. Колечко ей сильно понравилось. Только скажи… сказать, не забудь – от меня.
*************
С наступлением ночи Парадный Двор быстро пустел. Звонница, как недремлющая сестра милосердия, белела в свете прожекторов. На стенах расхаживали дозорные, в башнях залегли снайперы, на нижних ярусах хранилось оружие потяжелее, на случай серьёзного штурма. Никто не знал, как поведёт себя Навь без мирного договора. Лишь Сергей разбирался в повадках подземного племени, он и велел усилил охрану на стенах и ждать нападения изнутри.