Двоеверие

Дружинин Руслан Валерьевич

– Опять туманные предсказания, – Кнез отдал манжету из фибротакани и зеркального пластика с сенсором.

– Напротив, мои предсказания всегда точны. Но не всё, что предсказывается – оглашается вслух. Воспоминания важны для человека ничуть не меньше, чем его будущее. Особенно если это чужие воспоминания. Главное понимай, как ты их сможешь использовать и зачем. Тогда и за будущее беспокоиться не придётся.

Глава 13 Самая долгая ночь

Рите многое хотелось припомнить сестре. Почему-то Олеся всегда появлялась не вовремя, как нарочно следила за ней и унижала перед

сородичами. В ту пору мать в логове собиралась переселяться и совсем закрутилась без Снежки, но как увидела Риту, так и села на угол раскрытого сундука. Она расспросила, почему Рита в человечьей одежде, выслушала обиженные жалобы на сестру, всплеснула руками, развязала узел с поклажей и помогла Рите переодеться в старую затёртую куртку и кожаные штаны. Хорошо хоть не спросила, как Рита добиралась до логова. Все встречные-поперечные принимали её за забредшую в лес оседлую девку, иные сородичи ради потехи и вовсе пытались охотиться на неё. Ещё долго Рите придётся слушать насмешки от сплетников из разных стай.

Безлунной ночью она уже сидела на лёжке возле восточной границы Навьего леса и смотрела на Монастырь. Так много огней над Обителью она ещё в жизни не видела. Когда люди встревожены, они всегда зажигают свет и шарят лучами прожекторов по равнине, озаряют светом деревья и папоротники приграничья, высматривают, где спряталась Навь. Леший с ними, всё равно ничего не увидят. Лёжку подготавливали матёрые и даже в ясный день через снайперский прицел её не заметить, не то что ночью под светом прожекторов.

Под навесом из еловых ветвей дремал Казимир. Он должен был следить за крестианской общиной от полуночи до утра, а Рите полагалось следить от заката до полночи. Стены Обители под светом прожекторов казались ей золотистыми и голубыми. Рита слушала, как лают собаки и гуторят далёкие, но всё-таки различимые голоса. Некоторые она успела запомнить. Вот один резкий голос выкрикивает команды и лучи прожекторов метаются в сторону – это старый десятник хочет осмотреть холмы за равниной. Молодой голос звенит реже, но после него люди часто смеются – кто-то из крестианских новобранцев бойко шутит, с ним и ночь в дозоре короче.

Рита знала, чего боятся оседлые, но вот почему смеются? Не разобрать, если не подобраться поближе к стенам Монастыря. Шальная затея. Деянову дочь, в отличии от сына ведуньи, никогда не помилуют за нарушение черты.

Ночью свежо, дышится чисто, да и весенние ночи светлеют. Одной куртки хватает, чтобы не мёрзнуть. Но всё-таки по привычке Рита охватила колени, уперлась подбородком и крепко задумалась. Олеся ведёт мать и чернушку к новой норе вместе с семьями бунтовщиков – это опасно. По пути на них могут напасть преданные ведунье охотники. Если так, если мать и Олеся погибнут в дороге, то и Рите возвращаться уже будет некуда.

Интересно, если уйти в Монастырь без оружия, Егор ей поможет? Конечно, сначала придётся зарезать спящего Казимира, затем пробежать по открытой равнине, постучаться в запертые ворота, и вот она – новая жизнь: своя изба, может быть дети, хозяйство: чем-там обычно занимаются оседлые жёны? Тёплые комнаты с электричеством, запах извести, свежеструганных досок… семья без клейма предателей рода.

Рита поймала лезвием жёлтые отблески прожекторов. Крестианки не убивают, у них все кости целые и шкура не ободранная. Они знать не знают, как согнуть мужика, кто выше тебя на целую голову, в три погибели, чтобы череп оторвался

от позвоночника. Никто не учил их резать из темноты, выживать в лесу, лечить раны, находить ядовитые и полезные травы, путать следы, устраивать ловушки на тропах, ловить пленников и выпытывать правду. Она знала более полусотни смертельных ударов в бою, по запаху могла отличать шатунов, крестианцев, невегласи, всебожцев, женщин, мужчин, стариков, больных и здоровых, даже вооружённых и безоружных, заговаривать диких зверей, чтобы обошли стороной, наконец, умела видеть во тьме.

Рита едва не заплакала. За одно неосторожное слово или касание она могла покалечить или даже убить – не со злости, просто она так привыкла и не знала другого. И теперь она вцепилась клыками в рукоятку ножа и глухо завыла – хоть так старалась задавить в себе грусть. Надо бы ей учиться, найти хоть крохотную отдушину, без уклада и жизни в порядках племени. Если бы только он принял её и забрал!

– Ножик ощё сожри, – раздался голос Олеси. Рита хотела вскочить, но Олеся хлопнула по плечу и усадила на место. Возле ног глухо упал пухлый узелок. Сестра опустилась на траву рядом и стукнула по навесу, так что всю лёжку тряхнуло.

– Казьмир! К стрыю иди, в новое логово, хватит валяться, аки колода! Азмь отпускаю тебя, с Риткою покараулим. Ну, нешто сдох?!

Она ещё раз ударила по подпоркам. Из-под лапника заспанно заворчали. Казимир высунулся, поглядел, выкинул сначала винтовку и уж затем вылез сам. Подбирая оружие, он ещё пробубнил что-то заспанным языком насчёт меток и потащился в лес. Вполне живой.

Олеся проводила его долгим взглядом. Всё это время Рита разглядывала лицо сестры со свежим синяком на скуле.

– Кто ж тебя таким алабышом наградил?

Олеся потрогала скулу и коротко усмехнулась. Подобрав с земли узелок, она сунула его в Ритины руки.

– Жри лучше. Мати состряпала на первом огне, дабы ты не промялась в дозоре.

Рита вцепилась зубами в тугой узелок. Олеся снисходительно наблюдала, как она добирается до ещё тёплого, сваренного на первом огне нового очага горшка каши и кислой лепёшки. Но, видимо, на лице Риты нашёлся какой непорядок. Смочив об язык палец, Олеся принялась оттирать её под левым глазом.

– Олеська, не тронь! Чего опять домоглася, аки заноза?.. Ну, буде, пущти меня! – заелозила Рита, не выпуская горшок. Олеся не отпустила, пока не закончила умыванья. Рита успела вцепиться зубами в лепёшку и загрести ложкой кашу, как вдруг Олеся вытащила из кармана кольцо. Рита восторженно замычала и, едва не давясь, схватила янтарное украшение.

– Как ты у Вольги отняла? Не давал ведь, жадён скаред! – примерила Рита кольцо и подставила его под свет прожекторов.

– Сторговалися, – вскинула Олеся плечами. Они перекинулись взглядами и обе прыснули смехом. Но Олеся радовалась не долго, лицо её стало серьёзнее, и левая рука привычно стиснула негнущиеся пальцы правой.

– Десть мне ещё раз твой нож оглядеть.

Рита, хоть и с удивлением, но протянула недавно погрызенный со злости клинок.

– Да нет же, – покривилась сестра. – Десть нож щура нашего.

Рита помедлила. Нож-наконечник она берегла пуще ока. В первый раз, когда Олеся отняла его после встречи с Егором, Рита боялась, что сестра его сразу выкинет. И на этот раз она опасливо покосилась на протянутую ладонь с двумя косными пальцами.

– Токмо глянуть. Навсегда не займу, – успокоила её Олеся.