Двоеверие
Шрифт:
– Ты не его вини. Себя вини. Если высокие чины моих наставлений не слушаются, то чего от лазаретского врача ждать? Зачем ты пошёл к Нави, зачем рисковал, с кем ты в лесу надеялся встретиться? И чего сейчас на стенах дожидаешься?
– Обещанного. Дарью спасут и выведут к нашим воротам. Без пленников обойдёмся, без нападения и обменов, а хитростью.
– Хитростью? Ты плоды своей хитрости в руках держишь. Это её кровь. Не чья-нибудь, а её: уж поверь, я толк в запахах знаю. На одно только надеюсь, что Господь дал ей быстро отмучаться. Ты же против моей воли пошёл, против того, как решили.
– Пошёл, потому что от неё не отказался! – вспылил Егор. – Василий нас на войну подбивает,
Сергей тяжело поглядел и вновь обратился на лес.
– «Любимую» и «нелюбимую» ?.. Я божественное проведение исполняю: на защите креста в сердце Края стою – в том моё послушание. Как бы ты испытал человека, кому последний храм доверяешь? Какую бы жертву просил у него? Зло и меня и мою семью рвёт на куски, взымает старый долг за проклятие, от которого я ещё до крещения отказался. Отними у меня всё: дело, семью, и детей, и здоровье, не возропщу ли на Бога, не переметнусь ли назад к тёмным силам? За левым плечом у меня стоит тот, кто запишет: соблазнюсь ли ради детей своих, ввергну ли Монастырь в руки зла, или же христиан сохраню стойкостью веры?
– Нет, Дарья – не искушение. Она больной человек и ей плохо! – у Егора задрожал голос, руки стиснули кровавый комок тряпья.
– Дети – вот искушение наше. Они, то сокровище, что вечно нас соблазняет, – Сергей потупил глаза и заговорил почти сокровенно. – Дашутку мою ещё маленькой точили болезни и смерть дышала в постели над ухом. В юные годы она головой ослабела, голоса слышала, бормотала. Себя нынче изрезала в родительском доме, потому и угодила в руки к убийцам. Разве не видишь в этом пути? «Довольно с тебя…» – шепчет зло за плечом, – «поддайся, отступись от праведной веры, и мы отступимся, отдадим тебе дочь, целую и невредимую. Но на сговор с Волками пойди, поклонись грешнице в подземелье, откуда тебя Господь вывел. На старое встань». Нет, зря не решился оградить Дарью, пожалел её по-отцовски и не запер в ските. Потому и легко было злу её оторвать.
– Так ведь можно её легко и вернуть!
– Чтобы нашу землю поделили Змеи и Волки, а христианам рабство и смерть, и дети наши будут вспоминать Монастырь, как разрушенную маловерием обитель? Отцы их сегодня стоят у кровавой черты, но мир не заключают с подземниками. Ибо все договоры от бесов. Праведники с дьяволом не договариваются.
– Неужто ты думаешь, что я пошёл за тобой, из-за того, что ты праведник? – не сдержался Егор. – Десять Зим по мелким общинам с торговлей езжу, десять Зим вижу, как людям живётся. Кто устроился хорошо, чужаков к себе не привечает, будь мы хоть трижды единоверцы! Сколько раз в меня стреляли – не счесть. Если на порог пустят, то обокрадут ночью. Те же, кто от Монастыря помощи ждёт, чуть кору с деревьев не жрут – вот как от голода пухнут! Караван подъедет, местный люд соберётся, ребятишек к нам в машину суют: «Не губи…» – говорят, – «хоть детей спаси! Не прокормить в Зиму, сами уж помираем!». И глядит на тебя ребятня: кожа да кости, глаза озверелые, всё равно им, куда и зачем повезут, лишь бы из деревни, где уж ни одной паршивой собаки на дворах не осталось вон! А нам зачем их спасать? Что я им?! «Выгружай…» – говорю, – «поможем с запасами. Перетерпите!». А сам обратно еду и думаю: как ответишь? Монастырь кормить всех не сможет, а вот бросать… – Егор надвинулся, сам от себя не ожидая, что выскажется в лицо. – Бросать ты умеешь. Не зря тебя зовут Волком. Не Господь
Сергей хотел с хмурым видом ответить, но Егор упредил.
– Нет, не говори, грешно осуждать, и я тебя не осуждаю! Ты прав, мы не зря христианские сёла золотом объединяем и делим запасы, как можем. О себе, чего греха таить, не забыли. Мало кто к нам на помощь придёт, если грянет война, тут одной веры не хватит. Людей надо силой или нуждой привязывать. Правильно ты всё рассчитал и лишних жалеешь, коль можешь. Но тот, кто всё правильно делает, порой сам страшную цену платит: совестью своей, сердцем расплачивается и душой. Я казначей монастырский, и как Настоятеля тебя понимаю. Но как дядька Дашуткин – нет, не пойму. Запрети ещё раз к Нави пойти за племянницей, и пойду, хоть бы бесы они, хоть бы дьяволы! Верь в Дашуткину смерть, коли хочешь, а я в жизнь буду верить, в милосердие Божье, а не в тяжкие испытания и жертвы святые!
– Тебя обманули, Егор, – покачал головой Сергей. – Никто её не спасёт, с кем бы ты не договорился. Ты с ведуньей не разговаривал, иначе бы передо мной не стоял. Мелкая Навь никогда от родового уклада не отречётся, своих не предаст и племя не опозорит. Этим утром Дашутку к воротам не выведут.
– Думаешь, они все одним миром мазаны? Сам же от уклада ушёл. Да и разве охотники раньше не предавали? Вот я встретил такую, кто хочет к нам перебраться. Она честно сказала, что за Монастырём следят с многих лёжек, каждую машину, которая из ворот выезжает, подсчитывают, и лазутчики Навьи каждую избу в Слободе давным-давно выведали. Стоит конвою Женькиному выехать на дорогу, как её тут же заметят и перехватят.
Сергей промолчал. Он ещё с минуту стоял на стене, глядя в лес, затем медленным шагом спустился во двор автокорпуса. Егор проводил его глазами, всё думая, он ещё что-то скажет, ответит. Но у самых ворот в боксы его встретил Василий, и Сергей о чём-то доверительно и настойчиво с ним поговорил.
*************
Медленно, словно не желая отпускать, комья земли ссыпались с Риты, как одеяло. Её потянули наружу и в рёбрах вспыхнула боль. Дыхание вырывалось болезненно долго, с натужным хрустом. Жилистая рука с силой потянула за шиворот, и её потащили по земляному тоннелю.
– Олеська… – захрипела она. Сознание нырнуло в Багряную Мглу. Она снова пришла в себя, когда над ней раскачивалось бледное лицо Яра. В голубых глазах отражались блики горящих свечей. Он приволок её в кладовую, заглядывал ей в лицо и ритмично дышал. Тело сдавило, голова набухла от стука крови. Мир снова померк.
*************
– Скривил – реку тебе! Цельное утро отбегал по дебрям, ни единого чужеядца до сего не сыскал. На кой леший ты нас от норы утянул, пустобай? – Свирь никак не хотел отцепиться от Савы. Так вышло, что они в лесу встретились и возвращались к логову вместе. Один Вольга шагал молча.
– Была там Навь, али не было, того я не ведаю, – отделался Сава. – Нешто я прельстил за мной идти в лес? Пеняй на Сивера, коли смелый. Азмь передал его наказ токмо.
– Не-ет, Савушка, обдувало ты вятшное! Вот и пойду испрошу Сивера, бысть наказ чужеядцев искать, али кривда! И с тебя спрошу, куды смысля, покуда я в росах потерялся с Вольгою!
– Не твоя сие кручина. Испрашивай! – скрыл Сава страх за оскалом. Он не знал, уцелела ли Сирин и удалось ли спасти крестианку? Долго, как мог, водил друзей по западным землям, разделил и запутал. Если Рите и Сирин удалось обмануть Яра и пленницу вывели из подземелья, то любой обман стоил выигранного для них времени. Хорошо, что Вольга не расспрашивал, почему он увёл их от норы… но блаженно улыбался, глаза умаслились, в толстых пальцах крутил сорванный первоцвет.