Двор Тумана и Ярости
Шрифт:
Его глаза опустились к моим. Мрачные, преследуемые призраками прошлого.
— Она убила половину Двора Ночных Кошмаров прямо там на месте. Чтобы доказать мне, что она могла сделать это. Как месть за смерть отца Тамлина. И я знал… в тот момент я знал, что нет ничего, чего бы я не сделал, чтобы не дать ей взглянуть на мой двор еще раз. Взглянуть слишком пристально на то, кем я был и что я любил. Поэтому я сказал себе, что теперь это было новой войной, иной разновидностью битвы. И в ту ночь, когда она продолжала обращать свое внимание на себя, я знал, чего она хотела. Я знал, что по большей части дело было не в том, чтобы спать со мной, а скорее местью призраку моего отца. Но если это было тем, чего она хотела, тогда это было тем, что она и получила. Я заставлял ее умолять, кричать
Я ухватилась за край стойки, пытаясь удержаться на ногах.
— Затем она прокляла Тамлина. И мой еще один заклятый враг стал единственной лазейкой, способной нас освободить. Каждую ночь, что я проводил с Амарантой, я знал, что ей всегда было любопытно, попытаюсь ли я убить ее. Я не мог использовать свои силы, чтобы навредить ей, а она защищалась против физических атак. Но на протяжение пятидесяти лет — всякий раз, когда я был внутри нее, я думал о том, как убью ее. Она не имела никакого понятия. Никакого. Поскольку я был так хорош в своем деле, что она думала, будто я наслаждался этим в равной степени. По этой причине она начала доверять мне — больше чем другим. В особенности, когда я доказал, что могу сотворить с ее врагами. Но я был рад делать это. Я ненавидел себя, но делал это я с радостью. Спустя десятилетие, я вновь перестал ждать того дня, когда увижу лица своих друзей или народа. Я забыл, как выглядели их лица. И прекратил надеяться.
Серебро заблестело в его глаза, и он сморгнул его.
— Три года назад, — тихо сказал он. — Я начал видеть эти… сны. Сначала они были мимолетными проблесками, словно я смотрел сквозь чьи-то глаза. Потрескивающий очаг в мрачном доме. Стог сена в амбаре. Кроличий сад. Изображения были туманными, словно я смотрел через матовое стекло. Они были короткими — редкие вспышки каждые несколько месяцев. Я о них даже не думал до тех пор, пока одним из изображений не была рука… Прекрасная, человеческая рука. Держащая кисть. Рисующая — цветы на столе.
Мое сердце замерло.
— И в тот раз, я отправил обратную мысль. О ночном небе — об изображении, что доставляло мне счастье, когда я в этом особенно нуждался. Открытое ночное небо, звезды и луна. Я не знал, было ли оно получено, но в любом случае попытался.
Я не была уверена, дышала ли я.
— Эти сны — вспышки этого человека, этой женщины… я ценил их как воздух. Они были напоминанием того, что где-то там на земле царил мир, был свет. Что существовало место и человек, который был в достаточной безопасности, чтобы рисовать цветы на столе. Они продолжались еще несколько лет, до… минувшего года. Я спал рядом с Амарантой и резко проснулся от того сна… этот сон был четче и ярче, словно туман наконец отступил. Она — ты спала. Я был в твоем сне, наблюдая за твоим кошмаром, в котором некая женщина перерезала твое горло в то время, как тебя преследовал Богги… Я не мог окликнуть тебя, поговорить с тобой. Но ты видела наш вид. И понял, что туман вероятно был Стеной, а ты… сейчас ты была в Прифиане.
Я видел тебя сквозь твои сны — и в тайне хранил эти изображения, снова и снова проглядывая их, пытаясь понять, где и кем именно ты была. Но тебя мучали ужасные кошмары, и эти существа принадлежали всем дворам. Я просыпался вместе с твоим запахом, и он преследовал меня весь день на каждом шагу. Но одной ночью тебе снилось, как ты стоишь среди зеленых холмов, наблюдая за костром в честь Каланмэя.
В моей голове не было ни единой мысли.
— Я знал, что было лишь одно масштабное празднество подобное этому; я узнал те холмы — как и знал, что ты вероятнее всего будешь там. Поэтому я рассказал Амаранте… — Рис тяжело сглотнул. — Я сказал ей, что хочу отправиться в Весенний Двор на праздник, чтобы пошпионить за Тамлином и посмотреть, посмеет ли кто-либо появиться там, чтобы заключить с ним союз. Мы были так близки к концу действия проклятия, что у нее началась непрерывная паранойя. Она сказала мне привести предателей. Я пообещал ей сделать это.
Он снова поднял глаза на меня.
— Попав туда, я смог учуять тебя. Поэтому я последовал за этим запахом и… и там ты и была.
Вот ты где. Я искал тебя.
Его первые слова мне — ни капли лжи, никакой угрозы тем фейри держаться подальше.
Спасибо, что нашли ее для меня.
У меня было смутное ощущение того, что мир ускользал из-под моих ног подобно песку, исчезающему с берега.
— Ты посмотрела на меня, — сказал Рис, — и я знал, что ты не имела понятия, кто я такой. Что я мог видеть твои сны, но мои ты не видела. И ты была лишь… человеком. Ты была такой юной и ранимой, и совсем не заинтересованной во мне, и я знал, что, если задержусь слишком долго, то кто-нибудь может увидеть нас и сообщить об этом ей, и тогда она бы нашла тебя. Поэтому я пошел прочь, размышляя о том, что ты будешь рада избавиться от меня. Но тогда ты окликнула меня, словно не могла отпустить, понимала ты это или нет. И я знал… я знал, что мы каким-то образом вышли на очень опасную тропу. Я знал, что могу никогда с тобой больше не заговорить или увидеться, или даже подумать о тебе снова.
Я не хотел знать причины, по которой ты была в Прифиане; я даже не хотел знать твое имя. Потому что видеть тебя в моих снах было одним, но вживую … Прямо тогда, глубоко внутри я думаю мне было известно, кем ты была. И я не позволял себе признать это, поскольку если и была доля малейшего шанса, что ты мой мейт… Они бы сотворили с тобой невообразимые вещи, Фейра.
По этой же причине я позволил тебе уйти. После того как ты ушла, я сказал себе, что быть может… быть может Котел был милостив, а не жесток, позволив мне увидеться с тобой. Лишь раз. Награда за то, что я вытерпел. И когда ты ушла, я нашел тех троих ублюдков. Я ворвался в их сознания, изменил их жизни, их истории и притащил Амаранте. Я заставил их признаться в участии в заговоре касательно поиска других мятежников той ночью. Я заставил их солгать и заявить, что они ненавидели ее. Я наблюдал за тем, как она их резала, пока они еще были живыми, моля о своей невиновности. Я наслаждался этим — потому что знал, что они хотели сделать с тобой. И знал, что это было ничем в сравнении с тем, что Амаранта сделала бы с тобой, если бы обнаружила.
Я обвила рукой свое горло.
«У меня были свои причины на то, чтобы быть там», — однажды сказал он мне Под Горой.
«Не думай, Фейра, что мне это ничего не стоило.»
Заговорив вновь, Рис продолжал смотреть на стол:
— Я не знал, что ты была с Тамлином. Что ты гостила в Весеннем Дворе. На следующий день после Летнего Солнцестояния Амаранта отправила меня в поместье, потому что я был так удачлив в день Каланмая. Я приготовился к тому, чтобы поиздеваться над ним, возможно затеять драку. Но когда вошел в комнату, и стоявший там запах был мне знаком, хоть и скрыт… А затем я увидел тарелку и почувствовал чары и… Ты была там. Жила в доме второго моего заклятого врага. Ужинала с ним. Источала его запах. Смотрела на него так… словно любила его.
На его сжатых кулаках выступили прожилки.
— И я решил, что должен был припугнуть Тамлина. Я должен был напугать тебя и Люсьена, но по большей части Тамлина. Ведь я видел, как он смотрел на тебя. То, что я сделал в тот день… — его губы были бледными, поджатыми. — Я ворвался в твое сознание и пробыл там достаточно долго, чтобы ты это почувствовала, чтобы это напугало тебя, сделало больно. Я заставил Тамлина умолять — как Амаранта заставила умолять меня, показав ему, каким беспомощным он был, чтобы спасти тебя. И я молился, что моего выступления было достаточно, чтобы заставить его отправить тебя обратно. Обратно в людские земли, подальше от Амаранты. Потому что она собиралась найти тебя. Если бы ты разрушила то проклятье, она бы нашла и убила тебя.