Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель
Шрифт:
Но вернемся к генералу Жилинскому. Он был очень взволнован и колебался давать свою подпись, боясь последствий. Он сказал генералу Б., чтобы он оставил у него для расследования эти документы. Но посланный сказал, что генералу Ренненкампфу важно получить эти документы как можно скорее обратно с подписью Жилинского. «Но я не могу брать на себя ответственность за такую большую сумму», — возразил Жилинский. Генерал Б., волнуясь, сказал, что Ренненкампф сочтет этот отказ за личную обиду, и намекнул на то, что и великий князь Николай Николаевич будет недоволен. «Я был возмущен тоном генерала, — сказал мне генерал Жилинский, — он меня покинул, и в его последних словах звучала угроза по моему адресу. 24 часа спустя я по телеграмме великого князя Николая Николаевича был смещен. Я передал командование другому лицу и уехал в Петербург. Этот случай со мною нашумел, и как обыкновенно бывает, меня стали избегать как впавшего в немилость. Единственным оставшимся по отношению ко мне любезным и предупредительным был граф Фредерикс.
Государь сказал: «Вы поступили правильно, но я прошу Вас иметь терпение. В настоящий момент все должно быть подчинено высшему командованию. Я не могу выступить против великого князя Николая Николаевича, но подождите немного, мы еще вместе с Вами послужим России». С этими словами Государь меня обнял. Я был и тронут, и опечален слабостью воли нашего монарха. Я перенес тяжелую зиму. Был очень одинок, но когда Государь решил принять на себя командование армией [94] и Николай Николаевич был послан на Кавказ, я в тот же день получил приказ явиться в Ставку Государя, где я был им принят тепло и любезно. Он назначил меня своим представителем во французский штаб. Я был принят во Франции с большим почетом, но несколько месяцев спустя у меня произошло разногласие с генералом Жоффром, который позволил себе со мной так же, как и с английским генералом, говорить в начальническом тоне, на что я ему заметил, чтобы он не забывал того, что я являюсь представителем русского императора. Вскоре после этого генерал Жоффр потребовал, чтобы я был отозван.
94
23 августа 1915 г. Николай II возложил на себя всю ответственность за тяжелое положение армии на фронте, занял пост Верховного главнокомандующего.
Беседы с графом Фредериксом
Когда я читала захватывающие описания Пьера Жильяра [95] , много грустных воспоминаний проснулось во мне. Я вспомнила длинные осенние вечера 1918 года, которые провела у графа Фредерикса. Он страдал бессонницей и охотно рассказывал обо всех событиях своей тернистой жизни. Граф Фредерикс, этот рыцарь без страха и упрека, был одним из самых честных и преданных слуг Николая II; почему-то многие считали его недалеким человеком. Но чуткость его была настолько велика, что он сердцем своим воспринимал то, что другие с трудом схватывали разумом. Вспоминается мне один мало известный случай. Как-то в 1904 году я пошла в гости к Фредериксу, чтобы пообедать с ним в кругу его семьи. «Как я счастлив, — сказал мне граф, — что живу в своем собственном доме, а не на казенной квартире, ибо сегодня все равно я должен был бы покинуть ее, так как с завтрашнего дня я не буду больше министром Двора». После этого он рассказал мне, как Государь по просьбе одного из членов императорской фамилии согласился своими личными средствами принять участие в предприятии какого-то общества, которое должно было получить большие концессии в Японии на Ялу [96] . Фредерикс сказал Государю: «Я узнал, что дипломатические сношения между Россией и Японией весьма натянуты. Вероятно, будет война. Нужно избежать того, чтобы кто-нибудь посмел сказать, что Ваше величество лично заинтересованы финансовыми вопросами в Японии, и потому я позволяю себе умолять Вас отказаться от данного мне приказания». Государь смущенно ответил ему: «Я не могу изменить своему слову». На это Фредерикс сказал: «А я, Ваше величество, министр Вашего двора и Ваш верный слуга, не подпишу документа, которым смогут воспользоваться Ваши недруги, и потому я прошу Ваше величество избавить меня от моих обязанностей».
95
Имеются в виду книги П. Жильяра «Император Николай II и его семья. Петергоф, сентябрь 1915 — Екатеринбург, май 1918 г.» и «Трагическая судьба русской императорской фамилии».
96
Имеется в виду пограничная между Россией и Маньчжурией р. Ялу.
Государь опустил голову и ничего не ответил. Через два дня после этого я опять пришла к Фредериксам. Графа не было дома, но графиня рассказала мне, что муж ее остается на своем посту, так как Государь уступил. Но волнение это так подействовало на старика, что он взял месячный отпуск и уехал в свое имение Сиверское. Министерством во время его отсутствия управлял его помощник генерал Максимович. По возвращении своем граф узнал, что трудности все были устранены. Кабинет официально не вступал акционером в общество эксплуатирования концессий на Ялу, однако у Государя удалось добиться того, что он обещанную сумму потребовал для своих личных расходов, и деньги эти передал адмиралу Абаза и Безобразову, стоявшим во главе этого предприятия. Случай этот впоследствии приобрел известность,
— Знаете, Татищев, то, что Вы сейчас делаете, неблагородно. Ваш пост имел своей целью сохранение добрых отношений между обоими монархами. Прежде всего это был пост посреднический. Теперь же Вы делаете все, чтобы вооружить нашего Государя против его кузена, и создаете у Государя и у Государыни враждебное отношение, которое, наоборот, Вам бы следовало умерить.
— Что делать, Ваше сиятельство, я всегда не любил немцев.
— В таком случае, — сказал Фредерикс, — природная порядочность должна была бы Вас заставить оставить столь мало вашим симпатиям соответствующий пост!
Татищев закусил губу, но, как я убедилась впоследствии, этот разговор его ни в чем не убедил. В начале революции бедная 82-летняя графиня Фредерикс была больна воспалением легких. Банды солдат — кавалергардов того полка, которым командовал Фредерикс и для которого он каждое лето устраивал в своем замке на Сиверской вечер, на котором как офицеры, так и солдаты были так хорошо приняты, а солдаты даже получали подарки, — банды этих солдат ворвались в его дом с тем, чтобы, как они говорили, поджечь жилище этого немца-предателя, этого шпиона, продавшего Россию. Несчастную графиню, закутав наскоро в два одеяла, верный слуга перенес в квартиру госпожи фон Гартман, урожденной княжны Белосельской, подруги ее дочерей. Но госпожа Гартман, терроризированная солдатами и своей прислугой, не могла ее принять: она лежала парализованной в постели.
Бедная Эмма Фредерикс, сопровождавшая пешком свою мать, решилась, будучи сама слабой и больной, сопровождать и далее, в английский госпиталь свою несомую на руках лакеем больную мать. Когда они туда прибыли, главный врач велел положить больную на постель в приемной, а сам по телефону снесся со своим послом. Сэр Джордж Бьюкенен сказал ему: «Ни в коем случае не принимайте ни графиню Фредерикс, ни кого-либо из членов ее семьи. Я не хочу иметь дело ни с кем, принадлежащим к старому режиму». Но врач, высоко порядочный человек, настаивал на приеме, говоря, что графиня находится в таком тяжелом состоянии, что отказ в приеме ее и отправка обратно в 20-градусный мороз были бы равносильны убийству. Посол ответил: «Никаких объяснений, я знаю, что говорю». И с этими словами прервал разговор.
И бедная Эмма решилась перенести свою дрожащую от холода мать к своему учителю музыки итальянцу Капри, принявшему их с большим радушием. Оставив мать у него, Эмма тщетно искала какую-нибудь комнату для матери, но никто не хотел их принимать. Каждый их избегал, каждый делал вид, что он их не знает. Драгоценности графини находились в сейфе у нее дома. Этот сейф был доставлен в Государственную Думу, вскрыт там, освидетельствован, но никогда не возвращен его владетельнице. Кто знает, какую политическую партию обогатили эти бриллианты и жемчуга графини Фредерикс.
Когда Государь по совету Государыни решил в 1915 году взять на себя командование армией, Фредерикс имел смелость ему сказать:
— Умоляю, Ваше величество, этого не делать. Лавры, которых Вы доискиваетесь, обратятся вскоре в шипы.
— Вы считаете меня, следовательно, неспособным? — спросил Государь обиженным тоном школьника, которому сказали, что он еще не настолько вырос, чтобы понимать то или другое.
— Скажу Вам откровенно, Ваше величество, военное искусство надо долго изучать. Вы же командовали всего одним эскадроном гвардейских гусар. Вы должны были взять на себя это командование при вступлении на престол, но этого недостаточно для того, чтобы командовать армиями, особенно в военное время.
— Вы забываете, — возразил Государь, — что я постоянно присутствовал на маневрах, и между прочим, при мне будет постоянно находиться генерал Рузский, авторитет и военные познания которого вне всяких сомнений.
— Разрешите мне как старому слуге Вашему, — сказал Фредерикс, — снова Вас умолять: не принимайте этот ответственный пост, назначьте на него этого самого генерала Рузского или генерала Алексеева, или кого хотите. Не покидайте Петербурга, Вашей столицы. Не лишайте себя возможности критиковать других и не ставьте себя в положение критикуемого. Как главнокомандующий Вы будете ответственны за все Ваши поражения, а Бог ведает, что нас ожидает.