Дворец Посейдона
Шрифт:
Мальчик опять протянул Мамии хлеб.
— Не хочу, — улыбнулся Мамия. — Почему ты заставляешь меня?
— А потому, что дядя Андро велел никому не давать… А раньше…
Мальчик умолк.
— Что раньше? — осторожно спросил Мамия.
— Раньше меня учили, что всех надо угощать… Хлебом надо делиться со всеми.
— Где тебя учили?
— В интернате…
— Так ты Зурико? — Мамия хлопнул себя ладонью по лбу.
Мальчик помрачнел и ничего не ответил.
— Разве ты не Зурико?
Мальчик отрицательно покачал головой.
— А как
— Гага…
— Да… Но ведь дома тебя зовут Зурико?
— Это дядя Андро придумал, а по-настоящему я — Гага…
— А как тебя зовет тетя Тина?
— Гагой… Когда дяди Андро нет дома.
Мальчика этого усыновили. Да, да, два года назад завмаг Андро привез его из соседнего городка, где был детский дом.
«Зурико, а кто я?»
«Дядя Андро…»
«Да нет же! Я твой папочка, а это — мамочка…»
«Это тетя Тина…»
«Нет, мама. А ну, повтори: ма-ма…»
Кирпичный одноэтажный дом Андро, словно назло соседским, крыт жестью. Двор обнесен прочной стеной с голубой железной калиткой. От калитки тянется про «волока. Хочешь войти — подергай за кончик проволоки, зазвенит звонок, и кто-нибудь из хозяев выглянет.
Кирпичный забор утыкан осколками бутылок. Во дворе росли фруктовые деревья — черешня, абрикос, груша, но соседские мальчишки просто рукой махнули на запретный сад. Дом этот напоминал хорошо укрепленную крепость.
По воскресеньям Андро облачался в пижаму. Это был его праздничный наряд. Под пижаму он надевал белую сорочку и галстук в синюю крапинку. Если, случалось, шел дождь, сверх отутюженной пижамы он накидывал пальто и брал зонт. Сначала он направлялся на станцию за хлебом и газетой, потом заворачивал на базар и прогуливался вдоль прилавков, ничего не покупая, просто так, чтобы глаз порадовать.
Было у него и любимое развлечение. На маленьком пустыре за домом он собирал камни одного размера, приставлял к стене бутылку, отсчитывал пятнадцать шагов и, подолгу целясь, швырял в нее камнями. Весь день он мог так бросать камни. Было у него при этом задумчивое и сосредоточенное лицо.
— Пойди сюда, поучись, — звал он Гагу.
Но тому быстро надоедала странная однообразная игра, и он незаметно исчезал.
Гага расправился с хлебом и засунул руки в карманы.
— Замерз? — спросил Мамия.
Мальчик кивнул.
Мамия прислонил к стене зонт, опустился на корточки и протянул обе руки.
— А ну, давай…
У него сжалось сердце, такие слабенькие и бледные были эти детские руки. Он потер их и подышал на них, стараясь отогреть.
— А откуда ты меня знаешь?
— Ты ведь учитель…
— Верно.
— Вот и знаю. На будущий год мне в школу…
— Не согрелся?
— Холодно…
— Тогда идем…
Мамия встал, раскрыл зонт и протянул мальчику:
— Держи.
Тот улыбнулся:
— Не надо…
В зале ожидания стоял полумрак. На длинной узкой скамье, подложив под щеку обе руки, лежал мужчина. Казалось, он вовсе не спит, а только прислушивается к жужжанию мухи, зажатой между ладонями.
Мамия вспоминал:
Гага медленно пошел за повозкой.
— Каро! — окликнул цыганенок возницу. — Останови!
Не поднимая головы и не меняя позы, седой натянул вожжи.
Цыганенок спрыгнул с фургона и спросил у Гаги:
— Ты здешний?
Тот кивнул.
— А водой напоишь?
Гага опять кивнул.
— Чего киваешь, неси сюда скорее.
Гага бросился к дому и вернулся с кувшином.
Цыганенок дал напиться женщинам, а сам тем временем пустил на Гагу медвежонка. Гага вначале растерялся, потом отчаянно вцепился в медвежью шерсть, и оба забарахтались в дорожной пыли.
Кувшин перешел к седому. Наконец напился и цыганенок, поставил кувшин на землю, привязал к ошейнику медвежонка веревку и оттащил его от противника.
— Забери кувшин…
Фургон медленно двинулся дальше. Гага отряхнулся, поднял кувшин, постоял немного, словно решаясь на что-то, и побрел за фургоном. Но не догнал его и, опечаленный, вернулся к дому.
После этого Мамия изредка встречал мальчика на улице. А раз даже на школьном дворе. Гага стоял у забора совсем один и смотрел на играющих ребят. Глаза у него были грустные. Мамия, помнится, подошел к нему и погладил по волосам, собрался что-то сказать, но зазвенел звонок, все бросились по классам, и Мамии пришлось уйти, чтобы не опоздать на урок. Из окна он еще раз взглянул на мальчика, который все так же стоял у забора. А потом? Потом мальчик куда-то исчез. Во всяком случае, Мамия его больше не встречал.
— Слушай, а что ты делаешь на вокзале в такую рань?
Мальчик, съежившись, сидел на длинной скамье, натянув пальто на коленки.
— Я спрашиваю, что ты тут делаешь?
Гага понурился.
— Ты что, не слышишь? — Мамия повысил голос.
— Я хочу уехать… — Гага поднял было голову, но тут же опустил ее.
— Как это? — переспросил Мамия.
— Уехать хочу, — негромко повторил Гага.
— Куда?
Мальчик молчал. Он еще больше съежился и казался совсем крошечным.
— Ну, скажи мне, куда ты собрался?
— Не знаю, — проговорил мальчик. — Хочу уехать, — тихо и твердо повторил он.
Странное дело… Этот малыш словно сидел в душе у Мамии и произносил именно те слова, которые ему самому хотелось высказать. Спроси Мамию сейчас, что он делает на перроне, он ответит так же несвязно. Оттого и пришел сюда, что хочет уехать. Но куда — сам не знает, да это и не имеет значения. Просто хотелось уехать, уехать во что бы то ни стало.
Мамия прикрыл глаза ладонью и снова заговорил, не отнимая руки от лица: