Дворянство. Том 2
Шрифт:
Она то рыдала, то срывалась на богохульные ругательства.
– Так-так-так… — бормотала себе под нос повитуха, обхлопывая, ощупывая тугой живот баронессы. Тонкие и длинные пальцы с крупными узлами суставов царапали кожу как сухие веточки.
Елена поддерживала роженицу, Дессоль цеплялась за полотенца и выла.
— Так-так, — повторила тетка, выразительно подмигивая лекарке. Дессоль это заметила и выматерилась, как дворник или солдат, словами, которые аристократке знать было категорически не положено.
— Что?! — простонала она. — Что такое?!!
—
— Все будет хорошо, — уверила Елена.
— Я умру! — простонала баронесса. — Проклятие меня настигает! Господи, пожалейте! Дайте что-нибудь от боли! Я не выдержу!!!
Дессоль с большим трудом сфокусировала мутные, с полопавшимися капиллярами глаза на Елене.
— Дай, — попросила она срывающимся голосом. — Дай! Дай!! Ну дай же!!! Пожалуйста! Ты же лекарь!!! У тебя волшебный сундук! Там все есть…
— Нельзя, — Елена с материнской нежностью обтерла мокрое лицо подопечной. — Нельзя, милая… не сейчас.
Она могла бы объяснить, что бережет сильный обезболивающий эликсир на крайний случай, если придется делать операцию. А то запросто может получиться так, что следующая доза не подействует. Но стало ясно, что в нынешнем состоянии Дессоль к осознанию столь сложных мотивов не способна. Глядя на нее Елена и сама понимала, что в таком положении плевала бы на любые доводы рассудка. Хронометра в доме не было, но даже по общей прикидке процесс уже шел часов двенадцать-четырнадцать, самое меньшее. И один Параклет знает, сколько еще впереди.
Дессоль разразилась проклятиями, теперь уже персонально в адрес лекарки. Елена узнала о себе много нового, включая обвинение в прямом сговоре с врагами семьи Аргрефф, однако пропустила это все мимо ушей, понимая, что устами подруги нынче говорит немыслимое страдание. Куда сильнее Елену беспокоил цвет последнего полотенца — уже не розовый, а карминово-красный.
Лекарка обменялась взглядами с повитухой, та незаметно для пациентки покачала головой с видом тревожным и откровенно испуганным. Дессоль очень кстати потеряла сознание, ее положили на кровать. Елена размяла гудящие усталостью руки.
— Неправильный разворот, — выдала диагноз повитуха. — Кажется дитенков таки двое. Толкаются, мешают друг другу.
О, какая прелесть, вымученно подумала Елена. Сейчас начнется.
— Бесы! — возопила, рухнув на колени, компаньонка, набожно складывая руки. Кажется, стресс и ужас происходящего малость подвинули крышу девицы.
— Бесы пережимают живот несчастной Дессоль! Такова скорбная плата за недостаточные молитвы! Кровь! Кровь, пролитая на арене поединка, душит несчастную! Проклятие семьи Аргрефф! Молитесь, молитесь Параклету!
Баронесса вскинулась, опять задрожала и крикнула,
— Пошла вон, — коротко приказала она истерящей компаньонке.
Та открыла рот, закрыла его, сделала еще несколько квакающих движений, прежде чем из глотки вырвалось сиплое и недоуменное:
— Да что ты…
Слушать, как много она себе позволяет, лекарка не стала, изгнав скудоумное сознание из комнаты буквально пинками. На пороге они едва не опрокинули Витору, которая с натугой тащила очередной котел с кипятком, а также уборщицу с ведром и тряпкой, чтобы протирать залитый водой и кровью пол.
— Молодец, — похвалила Елена, спуская с лестницы орущую благим матом девку не слишком, но все же благородного происхождения. — Надо еще.
— Несут, — так же лаконично ответила сельская девочка.
Похоже, в баронском доме, накрепко затвердили, что в любой непонятной ситуации следует кипятить больше воды и поддерживать чистоту.
— Больше свечей, — приказала Елена. — Лепите везде. Нужен свет как днем.
— Будет, — с той же военной исполнительность отрапортовала девочка.
Елена машинально перекрестилась и пошла обратно.
Час шел за часом, вечер перекинулся ночью, ночь постепенно стала глубокой и непроглядной.
— Нет, — покачала головой повитуха. Волосы она убрала под платок, завязанный на манер тюрбана, глаза тетки лихорадочно блестели. — Один точно поперек лежит. Или лежат.
— И что?
— Потуги хорошие. Но своими силами не разродится, — повитуха бросила косой и жалеющий взгляд на Дессоль, которая опять провалилась в беспамятство. — Бедра больно узкие. Одного вытолкнула бы с Божьей помощью. Двух — нет.
— Что делать? — спросила Елена.
— Поворот плода. Надо взять дитенка за ножку и повернуть так, чтобы лег вдоль. А затем тащить.
— То есть руку… прямо в утробу? — не поняла лекарка.
— Ну да.
— Ты так делала?
Их прервало невнятное бульканье. Дессоль снова корчилась в приступе рвоты, Витора без команды помогала баронессе не задохнуться. Комната, невзирая на открытые окна, провоняла кровью, страхом и болью. А еще спиртом, в котором полоскали руки самозваные акушеры.
— Да, — повитуха устало вытерла мокрый лоб запястьем. — Но с одним.
— Опасно?
Тетка после недолгой паузы кивнула. Сказала:
— Поломать можно. А если уж двое…
— Делай. Руки с мылом!
Господи, помилуй нас, попросила Елена. Параклет, выручай! На тебя вся надежда теперь.
Улица за толстыми стенами замерла. Ночью в столице продолжалась насыщенная жизнь, однако даже подвыпившие гуляки, даже бандиты, которым по колено море-океан, будто избегали темной громады баронского дома. Роды — дело опасное, появление на свет нового человека привлекает силы зла, готовые предъявить права на маленькую жизнь. Ночные роды, да еще кровавые, тяжкие — опасны вдвойне. Не следует без особой нужды ходить мимо, всякое может случиться…