Дворянство. Том 2
Шрифт:
Водки, подумала она. Надо выпить водки, от души, до беспамятства. Огненная вода точно подействует, оглушит взбудораженное сознание.
Из окна высоко над головой донесся звук, похожий на мяуканье котенка. Слабенький, исчезающе тонкий, он, впрочем, набрал силу и как будто раздвоился. Да, теперь пищали и плакали два котенка. В доме кто-то вопил, требуя немедленно принести льда и побольше. Елена прислонилась плечом к косяку, безвольно уронив руки между коленей и слабо улыбаясь. Со стороны улыбка, наверное, казалась безумной, как у Джокера.
Кошмарный день… вернее кошмарная
Елена вдруг поняла, что думает о местном боге с большой буквы. И молча обратилась к нему с молитвой.
«Пантократор… то есть Параклет… не зря ведь все это было? Ну не может быть, чтобы зря. Глупо дать родиться двум детишкам с таким трудом и кровью, чтобы затем убивать их. Пусть живут, а? Пусть новое знание разойдется по миру, чтобы смертей было меньше, а счастья хоть чуточку больше. Подгузники, подушки, питание... все, что я придумала. То есть вспомнила. Пусть все будет хорошо, ну пожалуйста»
Молитва получилась короткой и сумбурной, но Елена не могла выжать из себя ничего более красноречивого. Мысли текли вязко, словно поздний мед. Женщина прерывисто вздохнула, представляя, где бы взять водки в столь ранний час. На кухне, должно быть. Хотя можно просто развести пополам «мертвую воду», вроде там оставалась еще неиспользованная склянка.
Стукнула дверь, которую женщина лишь неплотно прикрыла за собой. Кто-то вышел, остановился рядом, цокнув подковками на отличных сапогах. Елена по звуку, не глядя, сообразила, кто это, и хотела встать, однако не получилось. Ноги лишь впустую заскребли низкими каблуками по камням.
— Ваша милость, — выдавила она, пытаясь изобразить сидячий поклон.
— Сиди, — холодно позволил барон Лекюйе.
— Она жива, — снова улыбнулась Елена, вполне искренне, от избытка чувств. — И дети живы. Два мальчика.
— Живы, — повторил барон.
Теобальд скрестил руки на груди, посмотрел на темное небо, где даже луна казалась особенно мрачной и злой. Впрочем, алый рассвет уже разливался вдали, обещая хороший безоблачный день. Добрый знак… Барон выглядел постаревшим и каким-то… печальным. Не вяло-безразличным, как всегда, но по-человечески грустным. Не такой вид полагалось иметь счастливому отцу и мужу, чьи надежды были полностью связаны со здоровым потомством. Тревожный колокольчик ударил под сердцем Елены.
— Они живы и здоровы, — повторила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно и уверенно.
— Да. И ты здесь
Елена довернула голову, превозмогая тянущую боль в затылке и шейных мышцах. Увидела за спиной барона по-крысиному злобную и торжествующую физиономию компаньонки. Интересно, что такого наябедничала обиженная девка патрону?
— Я нужна ей, — Елена решила, что не станет обращать внимание на тупую дуру. Поправилась. — Нужна им, всем троим. Теперь матери и дитя… детям нужен очень хороший уход. Теплые купания, смена белья и прочее. Дессоль нужна…
Она замялась, пытаясь подобрать аналог слову «реабилитация».
— Ей больше ничего от тебя не требуется, — оборвал ее Теобальд. — Нам больше ничего от тебя не нужно. У Дессоль есть долг супруги и матери. Пора исполнять его дальше.
— Какой долг?! — буквально возопила Елена. — Ей необходимо лечиться! Долго восстанавливаться! Подальше от города, в хороший хвойный лес. Или, еще лучше, к морю. Ей и детям. Дессоль нужны месяцы покоя!
— Ее милости, — холодно поправил барон. — Не забывай, кто ты, и кто она.
Елена помолчала, кусая губы, с трудом сдерживая подступившие слезы. Понимая, что как обычно: все хорошее оказалось преходяще. Колесо жизни провернулось— и принесло удачу — но теперь пришло время снова окунуться в грязь.
— Недостаточно детей, правда? — спросила она во внезапном озарении. — Надо еще? Клану требуется больше наследников перед смутным временем?
Барон промолчал.
— Ты убьешь ее, — прошептала она, уже не стараясь подбирать слова, не в силах превозмочь горькую обиду. — Заставишь рожать снова, и меня уже не будет рядом.
— Не забывайся, — мрачно посоветовал Теобальд. — Тебе не место в этом доме. И я отказываю в гостеприимстве.
Рядом с Еленой со звучным лязгом упал кожаный мешочек, тщательно зашнурованный и кажется даже прошитый. Он был увесист и набит до отказа.
— Никто не может сказать, что я не вознаграждаю усилия, — напыщенно провозгласил барон и осекся, будто и сам понял неуместность тона в подобной ситуации.
— Ты полезна, признаю, — сказал он уже тише и ровнее. — Была полезна. А еще ты неприятна. Не воспитана и порой глупа. Ты привлекаешь скандалы и неприятности. Там где ты, там смерть. Бретер говорил, ты приносишь удачу и благословение. Может быть. Но я так больше не думаю. Не хочу больше тебя видеть. Тем более рядом с моей женой.
«Мавр сделал свое дело, мавр может уходить». Елена отчетливо поняла, что здесь бесполезны и мольбы, и логика. Потому что барон Лекюйе тоже безукоризненно рассудителен, просто у него логика совершенно иная. Объединение двух благородных семей требует страховку, то есть наследников. Двое имеются, но лучше, чтобы их стало больше, ведь жизнь ребенка способна оборваться в любой момент. Даже в королевских семьях далеко не все доживают до совершеннолетия. Так что Дессоль должна забеременеть вновь, как только оправится хотя бы символически. Если Пантократор обрезал на ней проклятие семьи Аргрефф, следует пользоваться этим до упора, пока есть возможность. А если она все же умрет… что ж, двое малышей все-таки живы, не так ли?