Дворянство. Том 2
Шрифт:
— Когда? — только и спросила Елена. Теплая едкая влага все же выступила на глазах, исказила окружающий мир как в плохо обработанной линзе.
— Сейчас. Соберись и уходи. До рассвета. Когда первые лучи солнца постучатся в окна, эти двери закроются для тебя навсегда.
— Хорошо, — Елена склонила голову, чтобы никто не увидел ее слез. — Я прошу…
Она поняла, что бесполезно умолять передать Дессоль что-нибудь хорошее. Бесполезно…
Теобальд подождал несколько мгновений и, пожав плечами,
— Уходите, — повторил он внезапно и хлопнул массивной дверью чуть ли не второпях. — Просто уходите. Как можно дальше.
Уходите, повторила про себя Елена, слишком уставшая и отупевшая от избытка ударов судьбы, чтобы вдумываться в это слово. Уходите… Надо же, прямо как благородной, на «вы»!
— Ну и ладно, — сказал она луне. — И уйду.
Легкие шаги Виторы, зашедшей со стороны калитки для слуг, она распознала так же безошибочно, как поступь баронских сапог.
— Госпожа.
Не называй меня так, хотела было сказать Елена, однако промолчала. Каждое слово давалось с огромным трудом, не следовало тратить их впустую. Потом, как-нибудь потом.
— Госпожа, — повторила девочка. — Я соберу вещи. Конюх приготовит нам телегу. Отвезет, куда скажете.
— Да? — неопределенно вымолвила Елена, косясь на служанку.
— Вас тут уважают, — тихонько сообщила та. — Говорят, дурной знак, прогонять божьего любимца…
Она шмыгнула носом. Видя, что хозяйка молчит, продолжила:
— Но его светлости боятся. Он господин дома и всего, что в нем. И всех.
Впервые на памяти Елены девчонка говорила столь много и так связно. Женщина попробовала ободряюще улыбнуться, но вышло не очень хорошо, служанка аж вздрогнула.
— А где эта?..
— Прогнали, — Витора безошибочно поняла о ком идет речь. — Сказали, приведут новую, хорошую. А пока слуг хватит. И этой… которая вопила и молилась.
— Ублюдки, — с горечью вымолвила Елена. — Значит, рядом никого не осталось, кто хоть что-то понимает. Никого…
Оставалось надеяться, что за минувшее время домашние затвердили хотя бы основные правила гигиены и продолжат их соблюдать. В противном случае Дессоль долго не протянет и — самый интересный вопрос — на кого же повесят ее смерть?
— Сказала, потом найдет. Ей ведь не плочено, — закончила Витора.
— Точно, — вспомнила Елена, подобрала мешочек с деньгами, прикинула, что еще остались средства от вдовы, еще сбережения… считать было тяжело, да и лень, однако теперь она почти богата. По большому счету перед лекаркой нынче открыт весь мир. Опять. А за спиной начинает припекать и снова — «опять».
— Ну, найдет, заплатим, — решила она. — А я поняла.
— Что, госпожа?
— Я поняла, —
— Простите, госпожа… я не понимаю…
— А, неважно, — горько отмахнулась Елена. — Уже неважно… Поздно что либо менять. Купеческой семьи уж нет. Помоги мне встать. Пожалуйста.
При помощи стиснутых до скрипа зубов и худенькой Виторы Елене таки удалось подняться. Ужасно болели ноги, почему-то главным образом ступни, с внутренней стороны, там, где начинается пятка.
— Куда мы пойдем? — тихий голос девочки шелестел, как листва на слабом ветерке.
Елена подумала.
— К Марьядеку, — решила она, в конце концов. — В кабак. Там нам будут рады и дадут приют. К вдове не пойдем, больно уж там грустно. А потом…
Она подумала еще немного, чувствуя ладонью острое плечико под платьем и шалью, которую сама же дала Виторе, чтобы та не мерзла. И сказала:
— Кажется, хватит с нас гостеприимства Пайта.
— Мы пустимся в странствие? — уточнила Витора, глядя снизу вверх. Уходящая луна отражалась в ее больших темных глазах, как льдинки самой чистой воды.
— Ты останешься, — пообещала Елена.
— Нет!
Служанка прижалась к хозяйке, чуть ли не обхватила руками, словно боясь, что их разлучат прямо сейчас. Глухо забормотала, умоляя не оставлять ее милостями, не бросать одну в страшных местах и так далее. На словах «я готова ложиться с вами» Елена снова вздохнула и отвесила девчонке несильный щелбан.
— Глупенькая ты, — беззлобно констатировала она. — Иди, собирай вещи. До рассвета мало времени осталось. Книгу не забудь! Она мне очень нужна… надо становиться умнее.
Чувствовать себя старшей, сильной и взрослой было непривычно. Нелегко опять возвращаться к роли человека, который все решает и несет за других ответственность. С Дессоль все по-иному, на стороне женщины с Земли играло могущество медицинской науки, нужно было лишь соблюдать правила. И то Елена упорола массу ошибок. А сейчас впереди снова развернулось огромное полотно ненаписанной истории и (пока!) не случившихся приключений.
Витора помчалась выполнять указание, видимо решив, что услышанное равносильно обещанию оставить ее при госпоже.
Справлюсь, пообещала сама себе Елена. Прежде справлялась, и теперь как-нибудь переживем.
Чума на оба графских дома, королевскую семью и всех остальных тоже, скопом и по отдельности, добавила она про себя, памятуя, что сказанное вслух это вполне может прокатить за черное колдовство и сглаз. Чума на славный город Пайт-Сокхайлхей, чтоб он провалился.
Если Пантократор и в самом деле существует, то через Теобальда Лекюйе он послал такой знак, что яснее некуда: пора уходить. Вернее — пора бежать.