Двойное дно
Шрифт:
Инга была на пять лет моложе Шуклина, учились же в университете они в одно время. Правда, она на очном, а он — на вечернем отделении. Но друг друга немножко знали — в основном по встречам на рабкоровских слетах. Позже, когда Шуклин перешел в многотиражку, а Кузовлева — в молодежную газету, они уже виделись чаще — на вечерах в Доме журналистов, на пресс-конференциях, на журналистской базе отдыха. Одно время Федор даже симпатизировал невысокой, щупленькой, всегда коротко подстриженной Инге. Но порвать с Натальей — у него и в мыслях
Работали Инга с Шуклиным исправно, отдел их постоянно отмечали на летучках, редактор ставил в пример атмосферу доброжелательности и творчества в отделе. Гугляр при этом удовлетворенно мял подбородок: мол, знай наших. А размышляя наедине с самим собой, все-таки думал, что между его подчиненными существуют не только деловые отношения. Никогда Шуклин и Кузовлева не ссорились, не доносили друг на друга, на редакционных неофициальных вечеринках всегда сидели рядышком — с чего бы это? Нет, говорил себе Гугляр, меня, стреляного воробья, на мякине не проведешь! Что-то между ними существует. Ну, да аллах с ними, лишь бы это не отразилось на работе отдела.
И не только Гугляр не верил в чистые отношения Инги и Федора. Некоторые любознательные редакционные женщины даже пытались вызвать Кузовлеву на откровенность: что, мол, между вами? Скажи, мы никому не проболтаемся. А она только хохотала: «Честны мы с Шуклиным, как дети…»
Откровенно говорила Инга, а любознательные подмаргивали друг другу: ври, мол, давай побольше, ври…
8
Шуклин как раз выводил свою фамилию под рецензией, когда раздался телефонный звонок. Он снял трубку, прижал ее плечом к уху.
— Алло, Шуклин слушает.
— Добрый день, товарищ Шуклин.
— Добрый. Это кто?
— Ах, какой!.. — раздался хохоток. — Уже не узнает…
— Нелли?
— Она. Ну, как ты?
— Нормально. Вот рецензию закончил.
— А о вчерашней встрече во Дворце?
— Написал, — соврал Шуклин. — Небольшую информацию. За твоей подписью.
— А фамилию мою знаешь?
— Знаю. Лыхина.
— Ну даешь, Шуклин! — весело воскликнула Нелли Васильевна. — Хорошо, что тебе позвонила, а то бы опозорил ты меня на весь город. У меня ведь своя фамилия — Малых. — И уже тише, спокойней добавила: — С Колей мы были на разных фамилиях.
— Добро, я исправлю подпись.
— Когда появится информация?
— Скорее всего послезавтра, в среду. — А сам подумал: надо срочно, сейчас же ее написать.
— Я к тому, чтобы газету успеть купить.
— Не успеете — я выручу.
— Ну и прекрасно! А я волновалась. Федя… у тебя рядом никого там нет?
— Никого.
— Федя, приходи, как выйдет газета, а?
Шуклин замялся:
— Д-д-д… У нас тут собрание намечают, — сказал он первое, что пришло на ум. Честно говоря, он не хотел новой встречи: сколько веревку ни вить, а концу быть. Воскресенье девятого декабря не повторится!
— Собрание, Федя,
— Нормально.
— Так я жду, Федя. В среду. В пять часов.
И положила трубку.
У Шуклина вывалилась из пальцев трехцветная ручка.
— Кажется, спектакль продолжается.
9
Ликующая Инга влетела, держа над головой белую бумажку.
— Ура, Теодор! (Она иногда в шутку так называла Федора.) Двухкомнатная квартира в руках! Прощай, коммуналка, прощайте, вредные соседи, прощай, общая кухня! Инга Кузовлева отныне будет жить отдельно.
Услышав голос Инги, зашел Михаил Михайлович. Прямо с порога протянул руку. Так, с протянутой рукой, и прошел через весь кабинет.
— Поздравляю, Инга!
— Спасибо, Михаил Михайлович.
— Надеюсь, на новоселье пригласишь?
— Еще бы! В пятницу буду переезжать.
— Теперь тебе есть где посвиданничать, — двусмысленно подморгнул Федору Гугляр.
— Само собой! — не растерялась Инга, — И первый кавалер — вы.
— Согласен. Но, может, есть и помоложе?
— Никаких помоложе! — рубанула Инга рукой с ордером.
— Ну-ну. Тогда с сегодняшнего дня я начинаю пить настойку из женьшеня.
Еще две минуты похохотали, подурачились, и Кузовлева серьезно сказала:
— Правда, Михаил Михайлович, приходите в пятницу, и ты, Федя, приходи. Тебя с Наумом я еще прошу помочь и шмотки перевезти. Идет?
— Идет, Инга. Ну, я очень рад за тебя. Устраивайся.
Гугляр ушел.
Инга принялась снимать шубу.
Шуклин взял в руки рабочий блокнот. А что его брать? В нем нет ни единой записи о вчерашней встрече с восьмиклассниками во Дворце машиностроителей. Придется писать по памяти.
Да что тут вспоминать! Все — перед глазами: и зал, заполненный учащимися, и ветеран Образцов с его рассказом о рабочем пути, и Севастьянов, и он сам, Шуклин, и памятные подарки…
— О! — воскликнул Федор. — Инга, ты знаешь, что мне вчера подарили?
— Где?
— Во Дворце машиностроителей.
— Сувенирный самовар.
— Не угадала.
— Поделку какую-нибудь.
— Мимо! Повесть «Паводок» хорошо тебе знакомого Василия Рябцева.
Инга скривилась, как от кислого яблока.
— Мы же с тобой, Федя, договорились не упоминать его имени.
Шуклин осекся. Действительно, он поступил сейчас бестактно. У Инги такое чудесное настроение, а он влез с этим Рябцевым.
Василий Рябцев — сорокатрехлетний литератор, автор двух повестей. Пока не член Союза писателей, но надеется, что после третьей-то книжки его примут непременно.
Ради этой третьей книги он оставил службу и живет теперь на иждивении жены. Но зато каждый день помногу пишет… По крайней мере, так он приятелям рассказывает. Надеется, что труд его со временем оценят достойно.