Дядя самых честных правил 11
Шрифт:
— Отец? А пойдём глянем, что там за человек.
На перроне в окружении опричников ждал давешний мордатый шаман. Обвешанный амулетами ещё больше, чем в прошлую нашу встречу, с огромным баулом за спиной. Он недовольно скривил губы и мрачно уставился на меня, едва я вышел из вагона.
— Здравствуй, вождь духов.
— Здравствуй, коли не шутишь. Зачем пришёл?
Синекожий тяжело вздохнул и буркнул:
— Отец-ворон велел идти сюда, однако. Сказал, ехать с тобой надо, помогать надо.
— Я ему говорил,
Шаман надулся и с обидой в голосе сказал:
— Вождь, шибко-шибко торопиться не надо! Нельзя обратно идти. Отец-ворон своего слова не меняет, однако. Если ты меня в свою волшебную повозку не возьмёшь, пешком идти придётся. Как помогать буду, если сильно-сильно устану?
— И что, так и будешь за мной ходить?
Снова вздохнув, он развёл руками.
— Нельзя с отцом-вороном спорить. А то духи ночью приходить будут, из темноты пугать, плохое на ухо рассказывать, бубен портить, на голову плевать. Кому такой шаман нужен?
Помощь шамана мне не нужна была ни в каком виде. Но вот изучить его магию было бы интересно — работать с разрежённым эфиром обычные маги не умели.
— Как тебя зовут?
— Смеющийся Медведь, — шаман оскалился, изображая улыбку.
Я сделал знак опричнику:
— Выделите ему место и присматривайте. Чтобы никакого колдовства и камлания во время пути.
— Благодарю, вождь! — шаман приложил руку к груди.
— Иди уже, работник бубна. Потом разберёмся, к какому делу тебя пристроить.
Как и говорил Черницын, до Иван-Кулибинска по эфирной дороге было три с половиной тысячи вёрст в обход Скалистых гор. И на всём пути были разбросаны небольшие остроги: человек десять опричников и купец Русской Американской компании, торгующий с аборигенами. Одновременно и торговая фактория, и станция эфирной дороги, и пограничный пост.
Я не пожалел времени и приказал делать остановки у каждой такой фактории. Во-первых, чтобы поднять дух моих людей, сидящих в этой глуши. А во-вторых, чтобы лично узнать обстановку на местах и встретиться при случае с местными вождями.
К последним у меня был особый интерес: для войны с Испанией было бы неплохо набрать полк индейцев. Воевать они любят, а под руководством толкового командира могут натворить немало дел.
Индейцы, к сожалению, не торопились идти на контакт. Торговля торговлей, но русских они продолжали считать чужаками и относились с настороженностью. Так бы идея и зависла в воздухе, если бы не Смеющийся Медведь.
— Духи говорят, — подошёл он ко мне во время остановки у очередного острога, — тебе нужны воины, князь. Шибко-шибко воевать будешь?
Мои опричники в первые же дни переучили шамана называть меня вождём. Но обращение на «вы» он не понимал в принципе, а имя-отчество выговаривал с таким акцентом, что его попросили оставить простое
— Скорее всего, придётся.
— Неправильно делаешь, однако, — алеут покачал головой. — Вожди воинов не отпустят, чтобы другие не напали. С шаманами говорить надо! Они между собой договорятся, кто сколько даст, и равновесие не нарушится.
— Шаманы, говоришь? — я хмыкнул. — Может, ты с ними и побеседуешь, раз уж взялся помогать.
— Могу и я. Только пусть он со мной пойдёт, — Смеющийся Медведь указал на Кижа. — И возьмёт рябиновую воду для камланий. Шаманы без неё говорить не будут.
— Дмитрий Иванович, слышал? Не желаешь прогуляться?
Киж кивнул и недовольно насупился. Интерес алеута к рябиновке и необходимость делиться ему крайне не понравились. Но он наступил на горло собственной песне, выделил из запаса несколько бутылок и убыл на «камлание».
Вернулись мертвец с шаманом через два дня, несколько помятые и взъерошенные. Но поставленную задачу они выполнили.
— Молодёжи у них сейчас много, — доложил Киж. — Ещё год-другой — и пошли бы мелкие войнушки между племенами. А шаманы не любят изменения и рады сплавить нам самых буйных. Пообещали, что с вождями уладят, к осени соберут «бойцов» в кучу и приведут в наши остроги.
— Отлично!
— Только мы им пообещали кое-что. Что каждому выделят долю в трофеях. А в конце службы наградят стальным ножом, ружьём, котелком, большим отрезом ткани и четырьмя одеялами.
— Почему четырьмя?
— Они пять просили, — Киж хохотнул. — Но я из принципа торговаться начал.
— Экономный ты наш, — я покачал головой. — Ладно, четыре так четыре. Всё, иди отдыхай до самого Иван-Кулибинска.
Иван-Кулибинск, Сиэтл, остроги Розовый и Тайный — в каждом из них мы останавливались как минимум на день. Я проводил краткую инспекцию, делал пометки на будущее и составлял список открытых вопросов. В общем-то, дела шли неплохо, а местами просто отлично. Но княжеству не хватало видения перспективы и общего плана развития. Нужны были школы, больницы, водопровод, канализация, банки и верфи. Да у меня огромный список образовался, что требовалось организовать и построить!
Но кое-чего было в избытке, и оно компенсировало все недостачи. Везде, где я успел побывать, чувствовался особый дух взаимопомощи и веры в собственные силы. Мои люди стали первопроходцами, приехавшими на дикие земли, и вынуждены были объединяться. Поначалу из-за нужды, а затем это стало привычкой и традицией. Ко всему прочему, здесь практически не было дворян, и общество не расслаивалось так явно, как в Большой России.
В самом крупном поселении Орегонщины, остроге Розовом, на вокзале меня встретил тёзка, Костя Еропкин. Вернее, Константин Осипович, глава американского рода Еропкиных и комендант острога Розового.