Дядя самых честных правил 4

Горбов Александр Михайлович

Минуту подумав, я написал ответ: благодарю, согласен, приеду. В самом деле, чего я теряю? Развлекусь, посмотрю на высшее общество, может, заведу полезные знакомства. А если начнут провоцировать — вызову на дуэль. В любом случае, это лучше, чем маяться в четырёх стенах.

* * *

Я снова ошибся, поддавшись подозрительности и паранойе. Никто подначивать, дразнить и тыкать в меня пальцем не собирался. На меня даже особо не смотрели, будто не зная, кто я такой. Десяток дам и кавалеров разных возрастов

обсуждали за завтраком придворные сплетни, девиц, только что вышедших в свет, и новинки европейской литературы. О политике и войне никто не обмолвился даже словом.

В разговорах я особого участия не принимал. Больше слушал, чем говорил, подмечал людей, запоминал некоторые детали придворной жизни. Не уверен, что эти знания мне пригодятся, но на всякий случай делал «заметки».

Между делом я обнаружил к себе интерес со стороны одной особы. Юной и миленькой девицы с удивительно умным взглядом. Она посматривала в мою сторону, прислушивалась, когда я говорил, но делала это очень тактично. Если я правильно расслышал, звали её Екатерина Романовна.

Кстати, кормили на этом «дружеском завтраке» не особенно вкусно. У меня в Злобино повар гораздо лучше готовит. А вот кофий у них был отличный, чем я и воспользовался в полной мере.

После окончания застолья ко мне подошёл Разумовский.

— Константин Платонович, я собираюсь прогуляться вокруг пруда. Составите мне компанию?

— Да, конечно, Алексей Григорьевич.

Ну, вот мы и добрались до главного — для чего Разумовский и прислал приглашение.

За нами тактично никто не пошёл, хотя заинтересованные взгляды бросали. Я украдкой разглядывал фаворита Елизаветы: несмотря на возраст, а ему было уже лет пятьдесят, всё ещё статный красавец. Но одной внешности было мало, чтобы столько лет находиться подле императрицы, и у Разумовского имелось кое-что ещё — спокойствие, скромность и особенная доброта во взгляде. И главное, как я слышал, он не ввязывался в интриги при дворе, держась в стороне от политики.

Первые десять минут мы прогуливались молча, пока не скрылись от досужих взглядов за деревьями.

— Вы сильно огорчились приёмом у Елизаветы Петровны? — начал разговор Разумовский.

— Как вам сказать, Алексей Григорьевич, — я усмехнулся. — Рассчитывал я на совершенно другое.

— Имели полное право, — Разумовский кивнул. — Вы поступили единственно верным способом при Кунерсдорфе. Эту войну требовалось закончить как можно скорее.

— Матушка-императрица так не считает.

— Это политика, друг мой, — он взял меня за локоть и доверительно сбавил голос: — Ваше награждение вызвало бы некоторые осложнения. К тому же Елизавета не одобряет… кхм… смертей. За всё время царствования она не приговорила к смертной казни ни единого человека.

Я пожал плечами. По мне, вырванный язык и ссылка на каторгу ничуть не лучше отрубания головы.

— Многие при дворе одобряют ваши действия, Константин Платонович. А взятие Берлина так и вовсе считают настоящим геройством. Вот, возьмите это.

Разумовский вложил мне в ладонь тяжёлую коробочку. Я опустил взгляд: золотая табакерка с крышкой, украшенной бриллиантами.

— Алексей Григорьевич, я не могу это принять.

— Нет-нет, даже не думайте отказываться.

Считайте это подарком не от меня, а всех восхищённых вашим подвигом. Этого мало, чтобы вас отблагодарить по-настоящему, уж поверьте.

— Алексей Григорьевич…

— Никаких отказов! Ордена вы ещё получите, а табакерку можете смело пустить в дело.

Я усмехнулся. Ордена? Ага, догонят и ещё раз наградят.

— Зря сомневаетесь. Вы молоды, смелы, решительны — случай не приминет вернуть вас ко двору. А опала — это ерунда, уж поверьте мне.

В конце концов я согласился взять у него подарок. Оставлю на память об этой войне и как напоминание о неблагодарности монархов.

— Я хотел попросить вас об одолжении, Константин Платонович. Когда будете возвращаться к себе под Муром, загляните рядом с Можайском в моё имение Поречье и погостите там пару дней.

На мой вопросительный взгляд Разумовский улыбнулся.

— Поверьте, вам будет там крайне интересно и познавательно. Крайне!

Глава 17

Маскарад

Завтрак у Разумовского растянулся до самого обеда. Счастливые, однако, люди! Никуда не торопятся, неспешно беседуют, музицируют на клавесине, танцуют, некоторые удалились в беседку и принялись за карточную игру. В общем, мило, но слегка пресновато, на мой вкус. Я уже подумывал откланяться и собираться в обратный путь, но Разумовский не дал мне заскучать.

— Ах, вот где спрятался наш герой! — он подошёл ко мне вместе с той девицей, которую я заметил за столом. — Екатерина Романовна, разрешите вам представить капитана Урусова Константина Платоновича. Моего друга и замечательного офицера.

Я учтиво поклонился и поцеловал ей руку.

— Княгиня Дашкова Екатерина Романовна, жена князя Михаила Ивановича.

Она, чуть смущаясь, присела в реверансе.

— Думаю, вы найдёте общие темы для беседы. Екатерина Романовна весьма интересуется деланной магией.

Разумовский хитро улыбнулся и сбежал, оставив нас вдвоём. Я с сомнением посмотрел на Дашкову. Лет шестнадцать-семнадцать, не больше, недавно замужем, судя по всему. Какая деланная магия, о чём вы?! Больше чем уверен, что интерес не выходит за «ах, как это удивительно», «ох, покажите вашу волшебную палочку», «научите меня делать фонтан из искр». Были у меня в Париже подобные девицы, для которых деланная магия сводилась к аналогу фейерверков. Надо вежливо попрощаться и ехать домой.

— Константин Платонович, скажите. — Карие глаза Дашковой смотрели на меня с предельной серьёзностью. — Вы умеете делать связки из четырёх Знаков?

— Не вижу никакой сложности, сударыня.

— А как вы балансируете потоки эфира, чтобы связка не распадалась на пары? Для трёх Знаков…

— Балансировка при числе больше трёх не требуется. Вместо неё используют векторные цепи. Вся связка как бы подвешивается на них, выстраиваясь в рабочий контур.

Дашкова прикусила губу и подняла взгляд к небу, видимо, представляя конструкцию в уме. Помолчала несколько секунд и дёрнула головой.

— Нет, не могу понять. Константин Платонович, будет большой дерзостью, если я попрошу вас нарисовать пример?