Дьявол для отличницы
Шрифт:
Он быстро взглянул в мою сторону, что-то отвечая Пашке, серые глаза пронзили меня насквозь, словно он читал мои мысли. Скорее всего это от того, что я уставилась на него немигающим взглядом.
Отвернувшись к Кристине, я слишком поспешно и почти невпопад влезла в ее разговор с Аней, пытаясь поддержать их диалог о будущей учебе в институтах. Кристина хотела поступить в бизнес-академию в столице, а Аня на дизайнера, в нашем городе. Про планы Крис я уже знала, и была рада, что мы будем продолжать дружить и дальше, насколько позволит наша учебная загруженность.
– Так необычно, Полин, - проговорила
– Надеюсь.
– Ты единственный на моей памяти реальный человек, который играет на таком музыкальном инструменте, - не унималась она. – А я мечтаю стать известным иллюстратором… Странно, да? Мы еще решаем математические уравнения, пишем орфографические диктанты… Но через каких-то пять месяцев прозвенит последний для нас звонок, и мы вступим во взрослую жизнь.
Ее голос был тих, и мы все стояли, умолкнув, даже мальчишки, слушая ее речь.
– Жизнь раскидает нас всех по разным полюсам, будет некогда видеться, потом будем забывать позвонить или написать. Останутся лишь поздравления по праздникам, которые тоже вскоре сойдут на нет. Появится семья, дети и кредиты. Все это так странно. Вся наша жизнь. Мне страшно, а вам?
Она замолчала и оглядела нас всех. И хотя разговор выглядит неловким, я не ощущала неловкости. Я понимала, о чем она.
– Мне тоже страшно, - призналась я. – Страшно, что давным-давно распланированная за меня целая жизнь, вдруг будет действительно мне предоставлена. Я буду отвечать за все свои поступки и действия сама. Ошибаться, обжигаться, преодолевать боль и трудности. Бабушка останется здесь, ждать. Ждать, как все время ждет моих родителей. Я стану такой же. Наверное, буду жить выступлениями и путешествиями. И да, я этого хочу. Но как же страшно упустить что-то важное. Выбор всегда страшно делать.
– А я боюсь, что до сих пор не знаю, кем хочу стать, - высказался Пашка. – Вот вообще без малейшего понятия. И меня куда-нибудь насильно впихнут предки, чтобы были корочки, и я боюсь, что это будет неверным шагом.
Мишка закивал головой.
– Согласен. Такая же фигня. По-моему, заставлять делать выбор в семнадцать лет – это жестоко.
– Да уж. Я вот боюсь, что получу это свое бизнес-образование, но не смогу реализоваться. Быть успешной. Будет ли в этом смысл? – подала голос Кристина. И тут же умолкла.
Все повернулись к Захару. Он один ничего не сказал. Заметив наши взгляды, он поднял брови.
– Что?
– Скажешь что-нибудь? – улыбнулась Кристина.
– Ммм, не знаю. Я не боюсь ничего.
– Такого не бывает, - возразила Кристина, но Захар лишь пожал плечами.
– Смотря как ты относишься к страху. Страх конкретен, постигаем, он имеет границы. Но в конечном итоге он ничего не дает, только тормозит. Ну, не реализуешься ты со своим бизнес-образованием, а ты получишь не нужные тебе корочки… И что? Это жизнь, она не может пройти гладко. И вообще, гладко – это, скорее всего, скучно. Возможно у тебя, - он повернулся к Ане. – Будет все валиться к чертям, случится развод, а может и нет. Может, будет двое детей, а может трое. Может, ты будешь одинока. Может, у тебя не получится одно, но ты будешь успешна в другом. А может и ни в чем. Но чего бояться? Точнее не так. Что
Он внезапно замолчал, смутившись.
– Ни черта не понятно, но очень интересно, - изрек Мишка, и мы все засмеялись над его комментарием. Приятный низкий смех Захара обволакивал словно кокон.
– Звучит так, как будто ты живешь одним днем, - пробормотала я, но он услышал. Все услышали.
– Нет. Я думаю о будущем, но не гонюсь за ним, не боюсь его. Придет и придет. Бояться точно этого не стоит. И вообще вы заморочились, хотя бы сегодня выбросите все это из головы.
– Ты прав! Вот Анютку пробило, перетанцевала, - посмеялся Мишка, и мы дружно присоединились. Аня уже широко улыбалась, как будто разговора не было.
Увидев, что Захар повел плечами от холода, я предложила всем зайти внутрь. И все согласились со мной. Разговаривать с ним было так чертовски приятно, без споров и вечных пререканий. И он уж точно не боится быть собой. Видимо, он ничего не боится.
Мы шли в сторону актового зала, где играла музыка, но Громов вдруг потянул меня в прилегающий коридор, когда мы отстали от всех.
– Куда мы? – удивленно спросила я, когда увидела, как он шагнул в кромешную тьму коридора.
– Идем со мной, - отозвался он, не глядя в мою сторону.
Как будто я могла развернуться и уйти. И дело не в его руке, которая непреклонно сжала мою ладонь, а в том, что он делал со мной.
Я так тянулась к нему, так хотела быть выше, попасть туда, где он витает. Шагнула за ним из своего кукольного хрупкого домика, прямо под его ослепительный свет. Обожгусь или сгорю дотла, оставив после себя только пепел - стало неважным. Как и мое расписанное по пунктам будущее. Важнее всего на свете сейчас было не отпускать его руку, держать ее так, чтобы он понял, я вся – его. И если он ее отпустит (в фигуральном смысле, конечно) – скорее всего я сорвусь вниз и просто погибну. Так сильно я люблю этого странного человека.
Вскоре передо мной возник знакомый коридор, освещение было совсем тусклым, по одной лампочке в начале и в конце коридора, для сторожа. Мы вошли в церковь, ее никогда не запирали на замок, огромные створчатые двери были лишь плотно прикрыты.
– Что ты…
– Сыграй для меня, - попросил неожиданно Громов, проведя меня к знакомому до боли инструменту.
Я изумленно посмотрела на парня.
– Сыграть? Прямо сейчас?
– Да. Сейчас лучше всего, никто нас не услышит, здесь никого нет.
Сжав нежную ткань платья, я взглянула на него исподлобья.
– Ты опять меня собрался шантажировать? Нечем.
Громов покачал головой, расслабив слегка бабочку на шее. Его голос был тих.
– Нет, я не шантажирую. Я прошу.
Я украдкой посмотрела на его лицо и, не увидев никакой иронии, внутренне сжалась. Было непривычно, что он просил. Искренне, наверняка преодолевая самого себя.
Как сильно он изменился с момента нашего знакомства. Мы оба изменились.
– Я… Эм… Хорошо, - согласилась я, наконец.