Дьявол и паж

Хейер Джорджетт

Далеко не сразу Леон сумел найти слова, чтобы поблагодарить его милость за подарок. Паж примостился на краешке сиденья рядом с герцогом, то и дело благоговейно касался сияющих камней, пытаясь украдкой опустить взгляд, чтобы получше разглядеть украшение. Наконец он набрался храбрости и повернул голову к Эйвону, который, откинувшись на бархатные подушки, безучастно взирал на проносящийся мимо пейзаж.

— Монсеньор… я не могу это принять… это слишком ценная вещь для меня, — пробормотал мальчик сдавленным голосом.

— Ты так

полагаешь? — Эйвон с улыбкой взглянул на пажа.

— Лучше я сниму это, Монсеньор. Я ведь могу потерять…

— Тогда мне придется купить тебе другую безделушку. Можешь не опасаться: потеряешь так потеряешь. Она твоя.

— Моя? — Пальцы у Леона непроизвольно сжались. — Моя, Монсеньор? Этого не может быть! Я ничего не сделал… чтобы заслужить такой чудесный подарок.

— А тебе никогда не приходила в голову мысль, что я не плачу тебе жалования? Где-то в Библии, я точно не помню где, сказано, что труженик достоин награды за труды свои. Конечно, в большинстве случаев это утверждение явно не соответствует действительности, но я все-таки решил преподнести тебе эту цепь в награду за твои старания.

В следующий миг Леон стащил с головы шляпу, сорвал с шеи цепь и чуть ли не швырнул украшение в лицо его милости. Синие глаза мальчика потемнели от гнева.

— Я не желаю никакой платы! Я до самой смерти буду вам служить, но только не за плату! Нет, тысячу раз нет! Вы меня рассердили!

— Похоже, что так, — изумленно прошептал его милость. Он взял цепь. — Мне казалось, что…

Леон вытер глаза. Когда он заговорил, голос его слегка дрожал.

— Как вы могли такое подумать? Я никогда не стремился получать плату! Я служу из любви к вам и из благодарности, а вы… вы сунули мне золото! Неужто вы думаете, что я стану хуже трудиться, если не буду получать плату?!

— Если бы эта мысль пришла мне в голову, я не стал бы увешивать тебя драгоценностями, — скучающим голосом ответил его милость. — Возможно, тебе интересно будет узнать: я не привык, чтобы пажи разговаривали со мной в подобном тоне.

— Прошу прощения, Монсеньор, — покаянно прошептал Леон. Он отвернулся, кусая губы.

С минуту Эйвон молча наблюдал за мальчиком. Наконец герцог расхохотался. На лице Леона глубочайшая печаль боролась с яростью. Его милость легонько дернул пажа за огненный локон.

— Ты считаешь, мне следует извиниться перед тобой?

Леон злобно мотнул головой, не отрывая глаз от окна.

— До чего ж ты надменное существо. — Насмешка, отчетливо проскользнувшая в голосе его милости, отозвалась гневным румянцем на щеках пажа.

— Вы злой человек!

— Ты только сейчас это осознал? Правда, я не понимаю, почему ты наградил меня этим замечательным эпитетом, неужели за то, что я решил наградить тебя?

— Вы не понимаете! — отрезал Леон, по-прежнему не поворачивая головы.

— Я прекрасно понимаю, что ты считаешь себя оскорбленным, дитя мое. Знаешь, это довольно забавно.

Вместо

ответа до его милости донесся сдавленный звук, очень похожий на всхлип. Эйвон снова рассмеялся, положил руку на плечо мальчика и мягко надавил. Леон покорно опустился на колени и застыл в таком положении, уставясь на обивку кареты. В следующую секунду цепь вновь оказалась на его шее.

— Леон, ты станешь это носить ради моего удовольствия.

— Да, Монсеньор, — неохотно буркнул Леон.

Герцог положил ладонь на медноволосую голову пажа и решительно повернул ее, словно некий неодушевленный предмет.

— Интересно, с какой стати я так церемонюсь с тобой? — поинтересовался его милость, разглядывая надутое лицо Леона. — Эта цепь — подарок. Надеюсь, теперь ты доволен?

Леон быстро поцеловал руку герцога.

— Да, Монсеньор. Благодарю вас. Искренне прошу меня извинить.

— Сядь на место.

Леон взял шляпу, несмело улыбнулся и сел подле его милости.

— Наверное, у меня отвратительный характер, — с обескураживающей наивностью заметил мальчик. — Месье кюре непременно наказал бы меня. Он любил повторять, что несдержанность — это смертный грех. Святой отец часто говорил об этом.

— Похоже, уроки кюре не пошли тебе на пользу, — сухо обронил Эйвон.

— Не пошли, Монсеньор… Но ведь сдерживаться так трудно! Мой нрав сильнее меня. Стоит зазеваться, как он тут же вырывается на волю и начинает крушить все вокруг. Но я почти всегда потом раскаиваюсь… А я увижу сегодня короля?

— Вполне возможно. От меня не отставай ни на шаг и не глазей по сторонам.

— Хорошо, Монсеньор, я постараюсь. Но это тоже нелегко. — Паж искоса глянул на герцога, но его милость уже закрыл глаза.

Леон устроился поуютнее в углу кареты, собираясь насладиться остатком пути. Время от времени карета его милости обгоняла другие экипажи, но смельчаков, рискнувших посостязаться с ними в скорости, почему-то не находилось. Четверка английских чистокровных рысаков вихрем проносилась мимо своих нерасторопных французских собратьев. Пассажиры отставших экипажей считали своим святым долгом высунуть головы и полюбопытствовать, что за безумец предпочитает такую тряску размеренному и приятственному темпу. Герб, украшавший карету его милости, а также ее строгая расцветка не оставляли на этот счет никаких сомнений.

— Нетрудно догадаться! — пробурчал маркиз де Шурванн, высунув голову из окна своей тихоходной кареты, чтобы полюбоваться живописным пейзажем. Увы, он поневоле тут же ретировался в безопасное чрево экипажа, поскольку в этот момент что-то вихрем пронеслось мимо. — Кто еще может разъезжать с такой бешеной скоростью?

— Английский граф? — его костлявая супруга мечтательно закатила глаза.

— Ну а кто же еще?! Я встретил герцога вчера вечером, и он ни словечком не обмолвился о том, что собирается присутствовать на королевском приеме.