Дьявол на коне

Холт Виктория

После того как граф вернулся, ко мне в спальню пришла Ну-Ну. Похоже, мое смятение обрадовало ее.

– Итак, - сказала она, - вы думаете, что дело на этом закончено, не так ли, мадемуазель?

– Закон удовлетворен, - ответила я.

– Закон! Кто олицетворяет закон? Кто всегда олицетворяет закон? Он… он и ему подобные. Один закон для богатых… другой для бедных. Вот от чего все беды. У него есть друзья… повсюду.
– Она шагнула ближе ко мне.
– Он приходил ко мне и угрожал. Он сказал: «Ну-Ну, прекрати свои отвратительные сплетни. В противном случае можешь убираться

отсюда. А куда ты в таком случае денешься, можешь мне сказать? Ты хочешь, чтобы тебя прогнали… прогнали из комнаты, где она жила… прогнали от могилы, где ты сможешь плакать и лелеять свою печаль?» Да, именно так он и сказал. Я ему ответила: «Вы были там. Вы заходили в ее комнату. А затем пришла эта женщина, так? Она пришла посмотреть, сделали ли вы то, что замыслили вдвоем?…»

– Прекратите, Ну-Ну, - сказала я.
– Вы же знаете, что я пришла потому, что госпожа графиня изъявила желание видеть меня. Вы сами передали мне это. Когда господин граф уходил, она уже спала.

– Вы видели, как он уходил, да? Вы вошли… а он как раз выходил. О, точно говорю, это нечистое дело.

– Здесь нет ничего странного, Ну-Ну, - твердо сказала я.
– И вам это известно.

Похоже, она удивилась.

– Почему вы так уверены?

– Я знаю, - ответила я.
– Суд вынес решение. Я считаю, что оно - единственно возможное.

Ну- Ну безумно расхохоталась. Взяв ее руку, я дернула за нее.

– Ну-Ну, возвращайтесь в свою комнату. Попробуйте отдохнуть. Попробуйте успокоиться. Произошло ужасное несчастье, но все окончено, и нет смысла замыкаться на этом.

– Для некоторых все окончено, - печально проговорила она.
– Для некоторых окончена жизнь… для mignonne и ее старой Ну-Ну. Вероятно, другие полагают, что для них все только начинается.

Я сердито покачала головой, а Ну-Ну внезапно села и прикрыла лицо руками.

Спустя некоторое время она позволила проводить себя в ее комнату.

Это я обнаружила камень с прикрепленной к нему бумагой. Он лежал в коридоре у двери моей комнаты. Вначале я увидела разбитое окно, затем заметила лежащий на полу предмет.

Я подняла его. Это был тяжелый камень, с прикрепленным к нему клочком бумаги. На нем было выведено неровными буквами: «Аристократ! Ты убил свою жену, но для богатых один закон, а для бедных - другой. Жди. Твое время придет».

На какое- то мгновение я в ужасе застыла с клочком бумаги в руке.

Возможно, я поступила неправильно, но я всегда принимаю решения быстро, хотя и не всегда правильно. Я решила, что никто не должен видеть это письмо.

Положив камень на пол, я вместе с клочком бумаги вернулась к себе в спальню. Расправив бумагу, изучила ее. Почерк был корявым, но у меня возникло подозрение, что кто-то нарочно попытался изобразить почти полную неграмотность. Я пощупала бумагу. Она была толстой и плотной, светло-голубого цвета, почти белая. Не на такой пишут письма бедняки - если они умеют писать.

В письменном столе моей спальни лежала писчая бумага с гербом замка, выполненным золотым тиснением. Клочок был той же фактуры, что и эта бумага. Вероятно, он был оторван от такого же листа.

Все это

имело огромное значение. Возможно ли, чтобы в замке находился непримиримый враг графа?

Как всегда в подобных случаях, я подумала о своей матери. Я словно услышала, как она говорит мне: «Уезжай. Тебя со всех сторон окружает опасность. Ты уже достаточно запуталась в делах этого дома и должна немедленно покинуть его. Возвращайся в Англию. Поступи в компаньонки… гувернантки… а еще лучше, открой школу…»

Она права, думала я, граф начинает все больше притягивать меня. Он словно околдовал меня своими чарами. Я всеми силами стараюсь не верить в то, что он подсыпал смертельную дозу снотворного в стакан графини, и все же не могу сказать, положа руку на сердце, что совершенно не терзаюсь сомнениями.

В дверях появилась Марго.

– В окно опять бросили камень, - заявила она.
– Прямо напротив твоей спальни.

Я подошла к ней и взглянула на камень. Марго пожала плечами.

– Глупые люди. Чего они надеются этим добиться? Случившееся никого не тронуло. Подобное становилось рядовым событием.

* * *

Граф послал за Марго и мною. Выглядел он старше и суровее, чем до смерти супруги.

– Я хочу, чтобы вы завтра выехали в Париж, - сказал он.
– Думаю, так будет лучше всего. Я получил записку от Грассвилей. Они хотят, чтобы вы заехали к ним, но я полагаю, лучше будет, если вы остановитесь в моем дворце. Вы в трауре. Грассвили вас навестят. Можете делать любые покупки.
– Он резко повернулся ко мне.
– Полагаюсь на вас, что вы позаботитесь о Маргарите.

Я гадала, сказать ли мне графу о записке, попавшей в замок с камнем, или нет. Мне казалось, что это только прибавит ему забот, к тому же я не хотела заводить об этом разговор в присутствии Марго. Я надеялась увидеться с графом наедине перед нашим отъездом, но понимала, что за нами внимательно следят. Графу тоже наверняка было известно, что все говорят, будто бы он ускользнул от правосудия только потому, что имеет влиятельных друзей.

Я ушла к себе, чтобы приготовиться к отъезду. Достала из ящика письменного стола клочок бумаги и посмотрела на него, гадая, как мне поступить. Я не могу оставить его здесь, а если возьму с собой и кто-то обнаружит его? Как всегда, я приняла поспешное решение. Разорвав бумагу на мелкие клочки, я вынесла их в зал, где горел огонь. Я смотрела, как пламя побежало по скорчившимся почерневшим краям. Мне показалось, клочки образовали зловещее лицо, и я тотчас вспомнила о том лице, которое увидела за окном во время бала.

Леон! И эта бумага - возможно, взятая в замке!

Все это совершенный вздор. Леон никогда не предаст человека, столько сделавшего для него. Меня так вывели из себя последние события, что я дала излишнюю волю воображению.

Мы рано выехали - почти на рассвете.

Граф вышел проводить нас во внутренний дворик. Крепко сжав мою руку, он сказал:

– Берегите мою дочь… и себя. Затем добавил: - Наберитесь терпения.

Я поняла, что он имел в виду, и эти слова наполнили мое сердце трепетным волнением и тревожными предчувствиями.