Дьявол на коне
Шрифт:
Граф был менее встревожен, чем я. Его не покидала уверенность, что найдется какое-нибудь объяснение, а тут произошла неприятная сцена, когда вечером я уже готовилась ко сну, в мою спальню пришла Ну-Ну.
Служанка выглядела совершенно разбитой. Я решила, что она не спала с момента смерти графини. Глаза ее запали, она была непричесанна, волосы серыми клочьями торчали в стороны и свисали вниз, закрывая лицо. Закутанная в халат, Ну-Ну походила на призрак.
С порога она сказала мне:
– Мадемуазель, вы выглядите неплохо для человека, на котором лежит вина.
– Вина!
–
– На мне нет вины, и потому я выгляжу невиновной. Вы должны понимать это, Ну-Ну.
– Это была обычная ночная доза, - продолжала она.
– Я всегда давала ее, когда mignonne не могла заснуть. Я знала, сколько именно ей нужно. В тот вечер она приняла тройную дозу. На то, чтобы оказать действие, снадобью требуется час… но она спала, когда я вошла в комнату… В тот вечер вы были там. И он тоже был. Вы вдвоем…
– Она уже спала, когда я пришла. Вам это известно. Было ровно восемь часов.
– Я не знаю всего, что произошло. Лекарство стояло на столике у изголовья. Что ж, кто-то добавил снотворное, не так ли? Кто-то прокрался в комнату…
– Я говорю, что она уже спала, когда я пришла…
– Я вошла и увидела вас со стаканом в руке.
– Это нелепо. Я только что вошла в комнату.
– Там был кто-то еще, не так ли? Вам это известно. Я почувствовала, как кровь прихлынула к щекам.
– На что… вы намекаете?
– Снотворное само не может попасть в стакан, не так ли? Его туда кто-то положил… кто-то из находящихся в доме.
На некоторое время я настолько опешила, что не могла отвечать. Я вспомнила, что видела графа, выходящего через стеклянную дверь на веранду. Сколько времени провел он со своей супругой? Достаточно ли для того, чтобы дать ей снотворное… подождать, пока она его выпьет? Нет-нет, сказала я себе. Я в это не верю.
Я выдавила:
– Причина смерти госпожи графини неизвестна. Еще ничего не доказано.
У Ну- Ну блеснули глаза, она пристально посмотрела на меня.
– Я знаю, - сказала она. Подойдя ко мне, она взяла меня за руку и взглянула прямо в лицо.
– Если бы она не вышла замуж, сегодня она была бы жива. Она была бы здорова и весела, как и до свадьбы. Я помню ночь перед венчанием. Я не могла утешить ее. Ох уж эти браки! Почему людям не позволяют остаться детьми до тех пор, пока они не познакомятся с жизнью!
Несмотря на не покидающий меня страх, несмотря на шок от осознания своей замешанности в случившемся, я почувствовала к Ну-Ну жалость. Похоже, от смерти ее дражайшей mignonne у нее помутился рассудок. Она стала другой. Страшный дракон, охранявший сокровище, превратился в печальное создание, желающее только забиться в угол и умереть. Она оглядывалась вокруг, ища, кого бы во всем обвинить. Ну-Ну ненавидела графа, и ее злоба в основном была направлена против него, но, поскольку его отношение ко мне было всем известно, часть этой злобы обратилась против меня.
– О, Ну-Ну, - сказала я, и в моем голосе прозвучало искреннее сострадание, - я сочувствую вам.
Она хитро взглянула на меня.
– Может быть, вы считаете, что упростили дело, да? Может, думаете, что теперь, когда ее убрали с дороги…
– Ну-Ну!
–
– Прекратите эти отвратительные разговоры.
– Ты будешь неприятно удивлена.
Она начала смеяться, ее ужасный смех походил на кудахтанье. Внезапно она остановилась.
– Вы с ним все подстроили…
– Вы не должны говорить такие вещи. Это же явный вздор. Позвольте проводить вас к себе. Вам нужно отдохнуть. Вы пережили такое потрясение.
Внезапно она начала плакать - молча. По ее лицу потекли слезы.
– Она была для меня всем, - выдавила она.
– Моя козочка, моя дорогая девочка. Все, что у меня было. Я любила только ее. Она всегда была моей маленькой mignonne.
– Я знаю, - тихо сказала я.
– Но я ее потеряла. Ее больше нет.
– Успокойтесь, Ну-Ну.
Взяв ее за руку, я повела ее в ее комнату. Там Ну-Ну вырвалась от меня.
– Я пойду к ней, - сказала она и шатаясь направилась в комнату, где лежало тело графини.
Я с трудом пережила следующие дни. С графом я почти не виделась. Он избегал меня, что было мудро, так как о нем уже шептались и, вероятно, мое имя упоминали в связи с ним.
Вместе с Маргаритой, Этьеном и Леоном я выехала верхом, и, когда мы проезжали мимо деревни, в нас кинули камнем. Камень попал Этьену в руку, но, думаю, предназначался он мне.
– Преступница! Убийца!
– крикнул чей-то голос.
Мы увидели группу подростков и поняли, что это они бросили камень. Этьен собрался было задать им трепку, но Леон удержал его.
– Надо быть осторожными, - сказал он.
– Это может вызвать волнения. Не будем обращать на это внимание.
– Их нужно проучить.
– Надо думать о том, - заметил Леон, - как бы они не попытались проучить нас.
После этого случая я перестала покидать замок.
В Париж мы должны были отправиться только после вскрытия, которое, учитывая положение графа, привлекло много внимания. Я страшно боялась, так как укрепилась в мысли, что граф убил свою жену.
С облегчением я узнала, что мне не нужно будет давать показания. Я опасалась того, что начнут копаться в причинах, по которым я приехала во Францию, а что если станет известно неразумное поведение Марго? Как отнесется к этому Робер де Грассвиль? Захочет ли он в этом случае взять Марго в жены? Иногда мне казалось, что ей лучше было бы во всем признаться ему - но, с другой стороны, я недостаточно хорошо знала жизнь, чтобы быть уверенной, разумно ли такое решение.
Через некоторое время граф возвратился. Дело было закрыто, вынесенное решение гласило, что графиня умерла от чрезмерной дозы снотворного, содержащего опий в большом количестве. Обнаружилось, что графиня страдала болезнью легких, - вспомнили, что от этой же болезни умерла ее мать. Врачи недавно обследовали графиню и решили, что она уже страдает ранней стадией этой болезни. Если графиня узнала об этом, то она поняла, что в будущем ее ждут тяжкие муки. Наиболее вероятное решение - узнав обо всем, графиня приняла большую дозу снотворного, длительное время применяемого в небольших дозах, которые, будучи совершенно безвредными, обеспечивали спокойный и крепкий сон.