Дьявол в музыке

Росс Кейт

– Вы отказываетесь от своего признания в убийстве? – спросил Гримани.

– У меня нет выбора, - Валериано опустил глаза. – Всё, что сказал синьор Кестрель, – правда.

– Я должна была поверить в тебя, - с раскаянием сказала Франческа. – Я должна была знать, что ты не убийца.

Валериано нежно, но твёрдо взял её за плечи и посмотрел её в глаза.

– Ты должна понять, любовь моя – моё признание было таким убедительным именно потому что в нём было много правды. Я говорил о своих самых низменных и мерзких чувствах. Я ненавидел моего отца. Я хотел убить его, когда

впервые узнал, что он сделал с моей матерью. Но Елена напоминала, что это смертный грех. Я учился на певца и воспитывался на античных мифах. Я думал об Оресте и Эдипе. Если я пролью кровь своего отца, то буду проклят, осквернён. Не этого хотела бы моя мать. Она хотела, чтобы я пел. Я пытался избегать Лодовико. Но он этого не хотел. Он охотился за мной и не давал мне проходу. И тогда я встретил тебя, Франческа.

Я не хотел любить тебя. Я никогда не мечтал о том, что буду любить. Когда я осознал, что ты значишь для меня, я был в ужасе. Я пытался отговорить тебя. Я не мог вынести, что будто использую тебя, как орудие мести. Я боялся, что когда ты узнаешь, что я – брат твоего мужа, то придёшь в ужас от меня – и, что хуже, от себя. Но в конце концов, - он беспомощно поднял руки. – Я слишком желал тебя.

В воссоединение снова вмешался Гримани:

– Вы говорили правду, когда рассказывали о том, что прибыли в беседку около полуночи в ночь убийства Лодовико?

– Да. Как догадался синьор Кестрель, я нашёл его мёртвым, - Валериано снова повернулся к Франческе. – Странное дело, но я сожалею. Против своей воли, против всех разумных причин – что-то во мне говорит, что Лодовико был моей плотью и кровью.

– Тело уже остыло? – спросил Гримани.

– Да.

– Значит он был мёртв не менее получаса. Значит, был убит между половиной одиннадцатого и половиной двенадцатого.

Джулиан считал это второстепенным. Куда важнее другое – из слов Валериано выходило, что убийца и шантажист, выманивший маркеза в беседку – это два разных человек. Откуда убийца знал, что найдёт Лодовико в нужном месте? У маркеза был фонарь – быть может, убийца увидел свет в беседке и решил проверить? Но тогда придётся признать, что человек, имевший мотив убить Лодовико и оружие при себе, оказался в тот вечер на вилле случайно – слишком большое совпадение. Джулиан был готов поспорить на что угодно – убийца знал, что его жертва будет одна. Как он это узнал?

Лодовико приезжал на виллу утром и объявил, что переночует здесь же, но не взял с собой слуг. О его планах знали Донати, Орфео, Тонио, Лючия и Маттео. Мог ли кто-то из них передать сведения убийце? Лючия и Маттео могли просто упомянуть об этому какому-нибудь незнакомцу – или, что более вероятно, уважаемому и достойному доверия знакомому. А Тонио… Тонио выгнали именно в тот день. Мог ли он проболтаться до того, как напился до беспамятства в «Соловье»? Возможно, именно поэтому на следующий день он и сбежал – испугался, что в убийстве обвинят его…

Нет, такой номер не пройдёт. Никто ведь не объявлял, что смерть Лодовико была убийством. Когда Тонио покинул трактир в восемь утра, тело ещё даже не нашли. Джулиан не был уверен, но у него появилось очень нехорошее предчувствие касательно

того, что стало с Тонио.

– Что теперь, синьор комиссарио? – спросил Карло.

– Убийство не раскрыто, - ответил Гримани, - так что расследование продолжиться. Вы все должны оставаться на вилле.

– Я надеялась, что смогу поехать в Милан к детям, - запинаясь, проговорила Франческа.

– Это не обсуждается, - отрезал Гримани. – Теперь вы снова главная подозреваемая в убийстве своего мужа.

Валериано закрыл глаза рукой.

– Но её ничто не связывает с убийством Лодовико, - указал Карло.

– Она была на озере, когда оно произошло, - возразил Гримани, - но я не думаю, что маркеза Франческа убила маркеза Лодовико своими руками. Это преступление требовало расчёта и отваги за пределами тех, на которые способна женщина. У неё должен быть сообщник.

– Не Пьетро! – тут же сказала Франческа.

– Верно, - согласился Гримани. – Орфео.

Джулиан вздохнул. Он мог бы догадаться, что комиссарио попытается снова превратить следствие в поиски Орфео. Идея о том, что Орфео был нанятым Франческой убийцей не сходилась с версией об Орфео-карбонарии. Но Гримани, вероятно, смог бы совместить и их.

Франческа не думала ни об Орфео, ни об опасности для себя.

– Могу я послать за моими детьми?

– Для меня это не имеет значения, - сказал Гримани.

– Беатриче, ты позволишь? – умоляюще спросила она.

– Да, конечно, - ответила та. – Я пошлю за ними Эрнесто, если хочешь.

– Маркеза Франческа, - вмешался Джулиан. – Я должен посоветовать вам не делать этого. Подождите, пока все дела не будут улажены.

– Вы не понимаете, синьор Кестрель, - ответила та, - дело не просто в том, что я хочу их увидеть. Они услышал об убийстве своего отца. Они будут одиноки и напуганы. Если я не могу поехать к ним, пусть их привезут сюда.

– Простите мою прямоту, маркеза Франческа, - деликатно продолжил Джулиан, - но два последних маркеза Мальвецци были убиты. Теперь маркезом стал ваш сын. Вы правда хотите привезти его в этот дом?

Она замерла.

– Но… но это просто маленький мальчик!

– И, скорее всего, ему не грозит никакая опасность. Но если есть хоть крошечный шанс…

– Да, да, - сказала она, - ему лучше оставаться в Милане, - она огляделась. – Может ли кто-нибудь из вас поехать к ним, передать мою любовь и убедиться, что с ними всё в порядке?

– Я поеду, - предложил Валериано, - хотя не хочу оставлять тебя.

– О, нет, - она схватилась за него, - я не могу расставаться с тобой. Быть может, Карло или Беатриче…

– Они подозреваются в убийстве, - возразил Гримани. – Я не могу позволить им уехать.

– Я полагаю, что вы не можете всерьёз подозревать меня, синьор комиссарио? – спросил Джулиан.

– Вас? – Гримани прищурился. – Вы хотите поехать в Милан?

– Всего на один день, - ответил Кестрель. – Я мог бы уехать завтра с утра и вернуться к закату – если маркеза Франческа доверит мне эту миссию.

Франческа колебалась.

– Но дети не знают вас…

– Я даю вам слово, что буду к ним так добр, как смогу