Дьявол в поэзии
Шрифт:
«Нианг, злой и могучий дух, не дозволяй грому греметь над нашими головами; воспрети морю размывать наши берега; охраняй растущие овощи; не выжигай цветущего риса; не разверзай лона наших жен в несчастные дни и не принуждай мать, чтобы она надежду своей старости топила в пучинах моря!»
«Нианг! не разрушай добрых дел Занара! Ты царствуешь над злыми; их число и так уж достаточно велико:, не мучай же добрых [2] .
В религиях древних народов дуализм проявляется в разнообразнейших видах: то в нескольких обособленных мифических единицах, то в разделенных на ряды добрых гениях с одной стороны, и злых чудовищ и страшилищ, с другой. Соответственно с этим образуется и демонологическая литература всякого народа.
2
Ср.
У первобытных обитателей Месопотамии, например, у тех, которые в теперешней науке носят имя Аккадов, большая часть дешифрированных обломков письменности посвящена описанию деятельности злых духов, или магическим формулам заклинаний, очень близко напоминающим наши народные заговоры. Что же делают эти аккадские демоны?
Перебегают из края в край,У невольниц отнимают возможность стать матерью,Свободную женщину из дома, где она породила детей, удаляют,Детей из дома отца выгоняют,Голубям направляться к гнезду мешают,У птиц, во время полета, крылья искривляют,Ласточек на воле топят в пропасти,Волов убивают, ягнят убивают…Природу этих злобных существ другой текст определяет следующим образом:
Это не мужчины и не женщины…Жен они не знают, детей не имеют.Не знают, что такое хороший порядок,что такое милосердие.Ни просьб, ни молитв не слушают;Они – словно черви, плодящиеся в горах;Сталкивают с сёдел путников, сидят вдоль дороги…Почему же они таковы и к какой цели направляется их деятельность? Об этом из обрывков аккадской литературы догадаться трудно.
Но тем не менее, кажется, демонология вкладов была очень богата и слагалась в иерархическую систему. Существовал целый мир духов, обладающих ясно определенными атрибутами и положениями.
На вершине лестницы находились гении высшего разряда (по-аккадски – мас или ламма – колосс; по-ассирийски сед или ламас).
О них к нам дошло наименьшее количество сведений.
Лучше нам знакомы низшие степени иерархии, так называемые утуки, которые распадаются на следующие разряды: Алал (истребитель, по-ассирийски Алу), Гигим, Эким (невыясненное до сих пор), Тетал, Галлу – воин, и, кроме того, Максим, по-ассирийски рабиз, то-есть «тот, который ставит западни». Этих последних было семь; они пребывали в глубине земли и могли производить великие перевороты на всём свете (землетрясения и т. п.). Их побеждали заклятиями и призывом к помощи добрых богов, которые одолевали и укрощали злых Максимов.
Аккадцы верили также в наваждение и лечили его, как и другие болезни, при помощи талисманов, заклинаний и магических формул.
Пускай выходятКроме того, известны были упыри, видения и страхи: Уруку, Рапганмешаб-Аххару, Рапганмеа-Лабассу, Рапганме-Лабатру и домашние духи (Киелъ-удда-карру, по-ассирийски ардат).
Одним словом, у аккадских народов не было недостатка ни в одном из известных нам демонических типов.
Духам злым противополагались духи добрые; но этот дуализм имел характер чисто физический, а не моральный. Духи добрые – это были духи полезные, злые духи – духи вредные и надоедливые. Вопроса о добре метафизическом, к которому надлежало бы стремиться ради него самого, там не существовало совсем, и поэтому самому не могло существовать понятия о безотносительном зле, как об отрицании всех идеальных аспираций.
Семитическое племя, которое мало-помалу затопляло страну аккадов, переняло от них не только клинообразные письмена, но и веру в злых и в добрых духов, а вместе с тем и в магическую силу заклинаний. Но то, что у аккадцев являлось настоящим культом, у вавилонян и ассириян стало чем-то вроде вспомогательного фактора религии, чародейски-теургичным ритуалом, или магией.
Это – первое ясное проявление нередкого в истории человечества процесса ассимиляции религиозных понятий одного народа другим народом, при общем понижении этико-философского и иерархического уровня усвоенных мифических вымыслов. Значительно позже это замечается и в Европе, где побежденные языческие верования ютятся до сих пор в легендах, сказаниях и предрассудках народа.
Но над перенятой от туранских аккадцев демономанией, еще носящей яркую анимистическую окраску, в Вавилоне и Ассирии царила другая, гораздо высшая религия, основанная на поклонении силам природы, в особенности света и тепла, а вместе с тем их главных источников – солнца и всех сияющих небесных тел.
Религия, родственная с верой финикиян и многих других мелких семитических племен, в природе прежде всего видела активную и пассивную сторону, оплодотворяющую и рождающую, мужскую и женскую, поэтому дуализм физиологический, половой там господствовал над этическим, однако не обезличивая его окончательно. Всякому богу почти всегда соответствовала какая-нибудь богиня, а независимо от этого, все эти божества выступали в противоположных ролях: раз, как сила благодетельная (например, солнечная теплота весною), другой раз, как сила разрушительная (губительные летние жары).
Отсутствие литературных документов до сих пор не дает возможности выработать ясно определенное понятие о психо-поэтическом характере этой семьи богов.
Разобранные до сих пор клинообразные тексты заключают несколько отрывков эпического содержания, из которых мы узнаем, что тамошние боги и герои вступали в борьбу и побеждали разных чудовищ, между прочим, Тиамата и Була, иначе «пожирателя», питавшегося телом прекрасных дев до тех пор, пока его не убил Саид, сын Издубара (Персей и Андромеда!).
Наиболее интересным для нас фрагментом является сошествие богини Истары (вавилонская Венера, Астарта финикиян) в ад с целью освобождения своего умершего возлюбленного, Таммуза (Адонис). Здесь поражает некоторая – конечно, очень поверхностная, – аналогия между этой до-исторической легендою и «Божественною Комедиею» Данте.
К отдаленному царству, откуда никто не возвращается,К стране уничтожения Истар, дочь богини Син, направила свои желания…К убежищу, в которое входят, но из которого уже не выходят.На тропинку, которая ведет вперед, но по которой не возвращаются назад,К зданию, которое лишено света,К месту, где пыль служит пищей, а грязь напитком,Куда не проникнет солнечный луч, где царит мрак,Где тени, словно птицы, мечутся под сводами…