Дьявольское святилище
Шрифт:
Это правда. Йегер был постоянным и считал постоянство хорошей чертой. Преимуществом. Но она, похоже, думала по-другому. По мнению Рут, он должен был непонятно каким образом измениться, чтобы соответствовать ее новой роли.
И как, спрашивается, это отразилось бы на мальчиках? Да их жизнь пошла бы наперекосяк, как корабль без руля и ветрил. Она превратилась бы в хаос.
Нет. Йегер не сомневался, он должен оставаться постоянным ради Люка и Саймона. Должен. И если это означает потерять Рут… По правде говоря, были опасения, что он уже ее потерял.
— Слушай, давай поговорим, когда я вернусь, —
— Ты хотел сказать: «Выпей свои таблетки», — всхлипнула она. — Отдохнуть. Как будто что-то изменится. Мне больше не нужны таблетки.
— Послушай, я вернусь в четверг, — сказал он снова. — Раньше приехать просто не получится.
— Что ж, возможно, меня тогда уже здесь не будет. Возможно, уеду. Я чувствую, тебе просто хочется, чтобы я исчезла.
Йегер уже привык к ее угрозам. Обычно они были пустыми. Как правило, под ними скрывался крик о помощи, хотя он и не понимал, как еще может ей помочь. Ей нужна помощь профессионалов — во всяком случае, так он считал.
— Увидимся в четверг, — повторил он еще раз. — Это лишь пара дней, вот и все.
Он положил трубку.
Он привык к ее непредсказуемости, к перепадам ее настроения. Но ощущение, что она от него ускользает, все еще причиняло ему боль. Он больше не понимал, как достучаться до нее. Казалось, женщина, которую он когда-то любил, была для него полностью потеряна, и осознание данного факта давалось ему тяжело.
И он знал, что именно это было самой страшной местью Каммлера.
11
— Эй! Есть тут кто?
Голос Йегера эхом прокатился по скалистому склону. Ответа не последовало. С уверенностью можно было сказать лишь то, что рельеф здесь был еще более неровный, чем в окрестностях Бергхофа. Йегер заметил, что мобильной связи здесь нет. И слева, и справа в небо вздымались могучие пики.
Он добрался до огороженной зоны. Ветер трепал пластиковую предупреждающую ленту. Повсюду были обычные в таких случаях знаки на немецком: «АХТУНГ! Ведутся раскопки. Не входить». Йегер поднырнул под ленту и двинулся к высившемуся впереди каменному склону.
Густой лес скрывал место, которое, надо понимать, было входом в пещеры. Тропинка оказалась хорошо протоптанной: ей не давали зарасти тяжелые сапоги сновавших в обе стороны киношников и землекопов.
Если он на кого-нибудь наткнется, то притворится глупым англичанином, не сумевшим прочитать предупреждающие знаки. Он сомневался, что ему поверят, однако по своему опыту знал, что австрийцы — бесконечно вежливые и корректные люди.
Отсюда найти дорогу было довольно просто: песчаная тропинка змеилась через лес. Ему пришлось оставить свой серебристый «Рендж-Ровер Эвок» за несколько километров: въезд в лес преграждали ворота с висячим замком. Впрочем, прогулка под тенистыми кронами взбодрила и придала душевных сил. Именно в таких местах Йегер чувствовал себя наиболее счастливым — в местах, где есть только он и окружающая его живописная глушь. Прогулка напомнила ему о тех временах, когда он проходил в валлийских горах отбор в САС.
Хорошие были деньки…
Он оставил дядю Джо в Санкт-Георгене, в традиционном трактире «Тиншерт
Йегер заказал в ресторане «Тиншерта» столик на двоих. Он пообещал дяде Джо рассказать обо всем за ужином, а также сделать кучу фотографий смартфоном.
Продравшись через заросли, он оказался прямо перед разверзшимся входом. Поправка: их было два. Один уходил влево, другой — вправо, и Йегер мог сказать, что обоими входами пользовались.
Йегер остановился в нерешительности и простоял так несколько секунд. Он почувствовал, как пульс ускорился. Какой же выбрать?
Сразу за порогом правого выхода лежали сваленные в кучу различные инструменты и материалы: лопаты, кирки, тачки, доски. Левый проход был пуст, если не считать уходивших во мрак рельсов. Йегер предположил, что рельсы использовались для того, чтобы вывозить вагонетками накопившуюся при раскопках породу.
Похоже, идти следует именно туда.
Он достал из своего рюкзака кое-какие вещи. Откусил несколько кусков австрийской колбасы, заев хлебом и запив водой из бутылки. Все никак не мог себя заставить нырнуть во тьму тоннеля.
Наконец, спустившись по осыпающейся каменистой насыпи, Йегер вошел в темноту. Он включил налобный фонарь, и из двух ксеноновых ламп фирмы «Петцль»[17] полился яркий голубоватый свет, прорезав мрак.
От увиденного у него захватило дух. Самым поразительным было то, что он мог разглядеть столб солнечного света вдалеке. Он находился в добрых двух сотнях ярдов, рождая непередаваемое ощущение перспективы.
Свод тоннеля был полукруглым. Йегер прикинул, что его высота составляла примерно пятнадцать метров; ширина — примерно такая же. Оценив длину тоннеля, он предположил, что генерал Каммлер смог бы загнать туда целую панцер-дивизию[18], и в тоннеле все равно осталось бы свободное место.
Да что вообще могло быть настолько важным, чтобы построить для него такое укрытие?
Андреа упоминала, что неподалеку располагался концлагерь — Маутхаузен-Гузен. Строительство одного лишь темного лабиринта стоило жизни 320 тысячам узников, согнанных нацистами.
Цифра казалась немыслимой, и теперь Йегер понял почему. Мысль о взрывных и земляных работах, сопряженных с возведением одного лишь этого тоннеля, об укреплении его стен, об отделке полов и сводов вызывала ужас. Теперь ясно, почему строительство целой сети тоннелей в недрах горы привело к страданиям людей и такому количеству смертей.
Йегер продолжал продвигаться во тьму, вздымая лежащую на полу пыль. Его шаги отдавались в тишине жутковатым эхом. Атмосфера этого места была гнетущей. Йегеру казалось, что ему не хватает воздуха. И он явственно ощущал присутствие страшного зла.
Шестое чувство Йегера просто кричало об опасности, однако он решил, что причиной подобных ощущений являются мысли о том, что происходило здесь раньше, о темном наследии этого места. Он уже сталкивался с подобными вещами, и сталкивался не раз. Зло будто висело в воздухе, окутывая человека подобно могильному савану.