Дыхание Голгофы
Шрифт:
Жена, наскоро улыбнувшись, подставляет мне щеку: «Губы накрашены». И я мгновенно вспоминаю уколом: «Съел мою помаду». Но поцеловал, чего уж.
– Я очень тороплюсь, Гаврош. У меня серьезная планерка с представителем горкома. Ты тут как-нибудь сам. Еда в холодильнике. Ванна на месте. Хотя тебя, наверное, и выкупали и накормили.
– Кофе пили, - совершенно проигнорировал я ехидство супруги. – Ну ты иди, опаздываешь…
–
«Старик, разве о такой встрече мечтал ты там?» - произношу я вслух, когда шаги Галины истаяли вконец и стало тихо, ну просто зверски тихо вОкруг. Я сел на стульчик у входа – мне предстояло снять свою ортопедическую обувь, напялить, если получится, старые комнатные шлепки и, по крайней мере, для начала обойти все свои, некогда родные углы. Встретиться со знакомыми вещами и задохнуться, наконец, запахами такой, кажется, уже далекой и такой желанной жизни. «Галя, как она могла?!» - рвет душу настоящее. Как же не хочется этих предстоящих объяснений, разборок, лжи. «Лучше бы тебя отправили на войну», - вдруг вспомнилась мне жесткая реплика Эммы. Да-да, лучше бы. Но я вот дома. А дома нет. Потому что в нем нет и никогда уже не будет любви.
… Я снимаю, наконец, обувку, нахожу в тумбочке свои древние шлепки и медленно, но впрочем, безо всякого вкуса обхожу квартиру. Все на месте, как и давным-давно, даже запахи. Только в нашей с Галей спальне я задерживаю взгляд на большой, цветной фотографии дочери у двери. Маришка держит в руках мяч и широченно улыбается миру. И я чувствую, как наливается в уголке глаза, тяжелеет слеза… И тогда я снимаю китель, отворачиваю край покрывала и, рухнув на постель, зарываюсь в подушку.
«Да жив ли я, господи?..»
… Я проснулся от яркого света. У кровати, уже в домашнем халате стояла жена.
– Поднимайся, Гаврош. Вечер. Будем ужинать.
– Сами или ты уже пригласила гостей? – не отнимая головы от подушки и медленно обретая себя, несу я явный вздор. Какие гости?!
– Пока сами. Папа обещал прийти, но не смог. Он говорит, что тебе несколько раз звонил, но так и не дозвонился. Ты спал мертвым сном.
– А может я продолжаю спать этим способом? – поднимаюсь наконец я.
– Ну, тебе виднее, - усмехается супруга. – Давай в ванную, освежись и к столу.
– Праздничному? Со свечами? – по-моему, мой голос нервно дрожит – это все пережитое, затопталось, задергалось, закривлялось перед глазами. – Значит у нас вечер встречи на двоих…
– Скажи еще опять. Хватит баловаться. Ты дома и слава Богу живой… Я приготовила ужин.
– А который час?
– Девятый.
–
– Ну, наверное там, где ты был выспаться не дали, - все-таки пустила жальце супруга.
– Там, где я был, не до сна было. А все остальное - ваши фантазии, - спокойно отразил я и встал. Галя оказалась напротив, близко и ласково, как давным-давно, мне улыбалась. Она была красива и желанна, как никогда. Той особенной женской красотой, которую только и можно оценить после долгой разлуки или на грани прощания. Я едва подавил в себе искушение сейчас же немедленно прильнуть к этим губам и она это поняла.
– Не надо на меня так смотреть, - последовала ее рассудочно-холодная фраза и глаза погасли.
– Как именно? – спросил я, безнадежно теряя остатки ее очарования.
– Мне не двадцать лет, Гаврош, и мы не на даче у папы. Иди лучше умойся.
– Да, конечно. Что еще остается, - сказал я и шагнул мимо жены к выходу. Ее холодность была очевидной. «Интересно, как мы переживем сегодняшнюю ночь после долгой разлуки?» - мелькнуло в сердцах.
… Наконец я облачаюсь в спортивный костюм, еще из довоенных, старых запасов и прохожу на кухню. Стол накрыт от души с присутствием начальственных деликатесов. А я думаю о том, что в моем дорожном бауле тоже кое-что припрятано из «заморских» вкусностей, в нем, кстати, и подарок Гале – шаль искусной восточной работы. Но сумарь позабыт в нервной спешке в прихожей, а там еще топчется тоска, и я говорю себе: «Потом». Галя предлагает открыть шампанское и я с удовольствием салютую в потолок, ловко разливаю по бокалам и меня охватывает эйфория – это пережитое как-то тупо, без подробностей, делает шаг назад, уступая место настоящему, вот только этому мигу…
– За тебя, Гаврош, - искренне, немножко с грустинкой, говорит жена и я ей прощаю все – ну не могут эти глаза лгать. Мне очень этого хочется.
Я выпиваю свой бокал до дня и ловлю себя на том, что боюсь первым сказать – любое слово, любую безделушку – вот боюсь и все. Вероятно, такое испытывает и моя жена – она отпила чуть больше половины бокала и как-то уж очень осторожно поставила его в глубь стола. Кажется, еще мгновение и ухнет тишина, но Галя заметным усилием воли зажигает на лице улыбку и говорит:
– Гаврош, я так старалась. Не задумывайся, приступай к еде…
– Да я гляжу и ты не спешишь?
– Когда готовила, хотелось, все-таки с работы, - как-то виновато повела головой жена. «Переживает, - подумал я и жалея ее, решительно набрасываю себе в тарелку какой-то салатик. Однако делаю это не слишком уверенно и Галя старается мне помочь. Тут меня подстерегает мысль, а не взять ли вообще инициативу в свои руки. Партейка, понятно, проиграна, но хоть лицо сохранить.