Дыхание в басовом ключе
Шрифт:
– Тебе привет от Юльки, – это уже ко мне. – Это ты хохотала?
– Ага, я.
– Отсыпешься?
– Да это личное, – отмахнулась я и протянула ему тетрадь, осторожно прощупывая почву. – Я свои вещи собирала и наткнулась вот на это. Алёша не искал часом?
– Вот, балбес, – ругнулся Хан, едва взглянув на протянутое, и пояснил: – Он вчера до усырачки спорил с деканатом, что тетрадей было только пять. Оставь у себя. Вечером, когда на вокзал поедете, отдашь.
Бинго. Значит, точно Шес. Именно он должен был отвезти
– Слушай, – приступила я к тому, зачем, собственно, и пришла, – и всё же, объясни мне, как из Алексея получился Шес?
– Он тебе не рассказывал, что ли? – удивился Хан. – Зря, такая история прикольная. Он лучше всех её рассказывает.
– А ты можешь?
– Да могу, конечно. Это забавно. У нас в компании, на самом деле, не один Алекс, а целых три. Лёшка Снегов, ещё один Лёшка, Демьянов, – тоже наш с Шесом друг детства и тоже с одного двора, ну и, собственно, Сашка Снегов. И вот в подростковом возрасте взбрела им всем в голову блажь быть Алексами.
– И как вы их различали?
– Да никак, – хохотнул Хан. – Ты же понимаешь, что на одну небольшую компанию три Алекса это перебор. А Шес ещё с детства любил всем клички придумывать. Он и решил тогда, что Саня будет Сашесом, а Демьянов – Лёшесом. Клички прилипли и одно время мы их именно так и называли. А потом Сашка начал эти свои фортели с вертушкой. Вряд ли то, что он творил в то время, можно назвать ди-джеем, но скромностью пацан никогда не страдал и, едва засветившись в каком-то клубе лет в пятнадцать, пожелал именоваться не иначе, как Алексусом.
– Как? – хихикнула я.
– Алексус, – важно повторил Хан. – Можешь ржать, не стесняйся. Мы ржали почти год, пока ему не исполнилось шестнадцать и он подписал свой первый контракт.
– В шестнадцать?! – ахнула я.
– Ага. Мальчик гений, что ты хочешь. Можно было бы подписать раньше – подписали бы, не сомневайся. Его и так чуть ли не на улице караулили с бумагами. Так вот, первое, что сказал ему менеджер – тот, что был ещё до Гудвина – избавиться от этого идиотского прозвища.
– Я его понимаю. Алексус... С ума сойти. Откуда выкопал только?
– Да черт его знает. Короче, Алек к акту “избавления” подошел со свойственным ему креатизмом и на вечеринке по поводу подписания контракта торжественно вручил Лёшке Демьянову дарственную на “Алексуса”. Мы посмеялись и продолжили шутку – Демьянов на месте накропал дарственную Шесу на “Лёшеса”, а Шес – Алеку на “Снежного”, а именно такая кличка была у него с детства.
– С ума сойти. Вот юмористы!
– Самое смешное, Вика, что все эти подаренные прозвища прижились. Демьянов и по сей день Лексус, его даже суровые мужи МУРа, где он работает, так называют. Алека под именем Снежный знает весь мир. А Лёшес превратился в Шеса.
Вот такая история оказалась. Немного смешная, немного милая и полностью в их духе. Хорошо, наверное, иметь друга, который носит перед всем миром
====== Глава 35 ======
К свиданию с Алексом я подошла без того фанатизма, что сопровождал аналогичный повод с Алом.
Возможно, потому что Алекс, кем бы он ни был, наверняка знал меня как облупленную и видел и сонную с опухшим лицом по утрам, и потную как мышь после выматывающих многочасовых репетиций, и с поплывшим гримом после концертов. Какой смысл строить из себя королеву бала, представ прежде замарашкой?
А возможно, потому что и свиданием-то это не было.
Честное слово, я до последнего не была уверена, как отреагирую. Влюблена-то я в Алекса влюблена, как кошка влюблена, но что произойдет с этим чувством, когда его предмет обретет лицо?
Если им окажется Алек, что возобладает – любовь к Алексу или теплое, но лишь дружеское отношение к Снежному? А если это Шес, смогу ли побороть робость и раздражение, испытываемые мной по отношению к ударнику?
В том, что сам Алекс настроен далеко не на дружбу, я практически не сомневалась. Достаточно было внимательно перечитать ту песню, что он прислал. Такая смесь отчаяния и надежды, сомнений и решимости просто не может сопровождать дружбу.
Радуга. Он сравнил меня с радугой – этим многовековым символом перерождения, новых начал и отпущения старых грехов.
Но я так и не смогла понять – он просил меня “подарить ему радугу” или спрашивал самого себя, смогу ли я это сделать, тот ли я человек.
Сомнениями было наполнено каждое его слово. И я тоже сомневалась. А потому ни к чему не готовилась, ничего не ожидала и хотела просто встретиться, познакомиться и посмотреть, что будет и куда это нас приведет.
Поэтому абсолютно спокойно отреагировала, когда ровно в пять за стол напротив опустился такой знакомый незнакомец и, задорно подмигнув, сказал:
– Привет, красотка.
– Привет, – ответила я. – Значит, всё же, ты?
– Расстроена? – уточнил он.
– Нет, – я же говорила, что была готова к любому повороту событий. Даже к тому, что на встречу придет кто-то третий. – Нет, Ал. Или мне уже можно называть тебя Алексом?
– Лучше Ал, – ожидаемо поправил он. – Мне так привычнее.
Значит, всё-таки, Ал.
Что-то похожее на разочарование царапнуло изнутри и пропало. Забавно. Интересно, если бы пришел Шес, я бы почувствовала то же самое?
Мы долго говорили, минут сорок, не меньше. Не было никакой напряженности – ни в плохом, ни в хорошем смысле этого слова. То есть, поначалу я не знала чего ожидать, а потому тщательно подбирала слова и ловила малейшие его интонации и изменения мимики. Но потом расслабилась.
Это же Ал. Сколько раз мы уже сидели вот так, трепались “за жизнь”, обсуждали планы на будущее, подтрунивая друг над другом на грани фола? Эта ситуация была настолько привычна и знакома, что я спохватилась лишь через полчаса.