Дыхание в басовом ключе
Шрифт:
снежный_барс : Не принимай за меня решений.
Он кого-то очень напомнил мне в этот момент, но я была слишком увлечена разговором, чтобы задуматься. Тем более, он задавал вопросы, на которые я не знала, как ответить.
снежный_барс : Не ты ли совсем недавно утверждала, что точно знаешь, кто я?
vitek : Утверждала.
снежный_барс : И?
vitek : Я всё ещё думаю, что ты, скорее всего, он и есть.
снежный_барс : Так что же изменилось, детка? Подойди ко мне и скажи: “Здравствуй,
vitek : Я не просила о встрече с тем человеком. Я просила о встрече с тобой.
снежный_барс : Прости, не вижу разницы.
vitek : Зато я вижу! Алекс, не надо меня унижать. Нет пишется очень просто – н е т.
Я психанула. Капитально так психанула. Это выглядело, будто я выпрашиваю у него что-то. Не хочет – не надо! Зачем унижать? Я что, маленький ребенок и не понимаю значение слова “нет”? Но он опять удивил.
снежный_барс : Успокойся и не грызи ногти.
vitek : Не грызу я ногти.
снежный_барс : Грызёшь.
vitek : Ты что, видишь меня сейчас?
снежный_барс : Конечно вижу, дурочка :)
Я икнула, резко захлопнула телефон и огляделась по сторонам. Ал стоял возле бара, спиной ко мне, и рядом с Тэкой и Ханом. Его рук я не видела. Глубоко вздохнув, я снова открыла мобильный.
снежный_барс : Так ты объяснишь мне разницу?
vitek : Разница в том, что если тот человек окажется не тобой, это не важно.
снежный_барс : смайлик
vitek : В смысле, если ты окажешься не тем человеком, это не важно.
снежный_барс : смайлик
vitek : В смысле, не важно, кто тот человек. Тьфу ты, не важно, кто ты. Черт! Важно, что ты это ты. Вот. Любой.
снежный_барс : Что значит “любой”. Мало ли, кем я могу оказаться?
vitek : Да кем ты можешь оказаться, кроме как самим собой?!
снежный_барс : смайлик
vitek : Ну не знаю я как по-другому объяснить! Что ты ржешь всё время?
снежный_барс : Да я понял, Витек. Нормально ты всё объяснила.
vitek : И?
снежный_барс отправил вам текстовый документ
снежный_барс : Знаешь, если бы ты не написала сегодня первой, я бы сам к тебе пришел. Прочти.
В присланом оказалось стихотворение. Или песня. Не знаю. Но это было красиво и слова трогали за душу.
Я вижу радугу опять в твоих глазах,
Как обещанье долгожданного покоя.
Она манит меня, несчастного изгоя.
Завороженный этой бездной аллегорий,
Я вижу радугу опять в твоих глазах.
И никогда не объяснить тебе в словах,
Что зарождается в душе моей беспутной.
О том, что чувствую, не сердцем даже – нутром,
Пишу я нотами холодным тёмным утром
И вдохновляюсь снова радугой в глазах.
Пусть говорят, что сам себя обрек на крах,
Когда раскрылся, так беспечно
Но вот, опять, я поступаю неразумно.
Мне удержаться на краю безумно трудно.
Ты мне подаришь эту радугу в глазах?
vitek : Это что?
снежный_барс : Это мой ответ.
vitek : И?
снежный_барс : Завтра в пять тебя устроит?
Мы договорились встретиться в пять вечера в небольшом уютном кафе недалеко от гостиницы, в которую четыре дня назад Чешко перевез нас с Даней и Валентином. Причину столь внезапной смены дислокации звали Кириллом.
Мне и раньше казалось, что я видела его мельком пару раз. В Саратове, кажется. Но прежде, чем я успевала подойти, он исчезал. Я грешила на паранойю, но, возможно, это в самом деле был он. Во всяком случае, в Москве он точно объявился – как раз когда я была в консерватории – и перепугал Даню.
К тому времени, как я вернулась, Чешко и Валентин уже разобрались с этим сталкером и, пригрозив полицией, вынудили уехать. Но на всякий случай, меня заставили сменить гостиницу.
В том суматошном переезде я, наверное, и умудрилась потерять свою записную книгу. Я перерыла все вещи, готовясь к отъезду домой и укладывая наши с Даней чемоданы, но нигде не находила её. Книгу было жалко – одна из последних вещей, купленных мне отцом перед тем, как он слёг. Своего рода память о нем. На всякий случай, я решила заглянуть напоследок в студию “Рельефа”, надеясь, что всё же забыла её там.
В студии царил уже привычный легкий бардак, всегда сопровождавший моих рокеров. Чья-то одежда горой на полу в дальнем углу. Зеленый пластиковый стул, заваленный кабелями, проводами, удлинителями и всевозможными переходниками – в другом. Небольшой журнальный столик со стеклянной поверхностью, весь оклеенный стикерами-напоминалками, с кучей нотных альбомов, дисков – в коробках и без, флешек, обычных ученических блокнотов и популярных журналов – здесь богует Шес. Серебристая Yamaha Tyros, которую я из принципа продолжала называть ионикой, с идеально чистой поверхностью, без малейшей пылинки или даже отпечатков пальцев – вотчина Боровски. “Фрося”...
Я подошла к ударной установке, тронула крэш, легонько погладила навесной том. Родная моя, мне будет тебя не хватать. Но твой хозяин вот-вот снова возьмет в руки палочки, потерпи немного.
Я присела на табурет, склонилась к рабочему драму и полной грудью втянула воздух, чуть прикрыв глаза. Пахло кожей и немного пылью – так знакомо, что в глазах защипало.
Не разгибаясь я обвела комнату взглядом и вдруг заметила темно-оранжевый переплет под какой-то газетой на журнальном столике. Нашлась! Схватив свою записную книгу, я прижала её к груди, с трудом сдерживая слезы. Что-то я становлюсь излишне сентиментальной.