Дым: Душа декаданса
Шрифт:
– …Созидательный процесс делает человека свободным. Отказ от желания сотворить нечто является отказом от свободы. И вот тут мы подходим к самому главному.
– Ну Марк, вы же видите, что это всё более и более походит на сходку какой-то секты.
– …Отказ от свободы – как одно из высших ее проявлений.
– Только не говорите, что это очередная политическая агитка, – разочарованно прошептал молодой мужской голос слева.
– Сейчас вы всё поймёте, дорогие друзья. Смотрите, сначала появился человек как физиологический конструкт. В нём было заложено стремление к свободе – и поэтому он начал быстро развиваться. Всё больше свободы – всё быстрее развитие.
– Марк, Вы же понимаете, что это полнейшая чушь. Он просто убеждает сидеть тихо. То есть я не против, мне порой нравится, когда мною управляют, но всё же в других обстоятельствах. Вот вы больше любите отдавать приказы или подчиняться?
– Хорошо, я выпью с вами кофе, но до окончания презентации вы будете говорить только очень тихим шёпотом, чтобы не мешать остальным, или замолчите.
Девушка прильнула к уху Марка, и, едва не коснувшись его губами, прошептала: «Какой же вы все-таки зану-у-уда», – после чего тихо, прикрывая ладошкой рот, захихикала и села ровно. А яркий аромат ландышевых духов остался.
–…История циклична. Я очень хочу, чтобы вы прочитали мою книгу и предались рефлексии над вопросами, мною затронутыми. Из моей книги вы поймёте, что есть истинная свобода, и какова ее цена. И почему её нужно ограничивать. В начале была идея, и имя этой идее – свобода. Но она может уничтожить человечество ровно так же, как когда-то породила. На этой ноте закончим. Всем спасибо!
Гости презентации непродолжительно поаплодировали, а Владимир Ильин спустился со сцены и сел за стол у её подножья, приготовившись одаривать своих немногочисленных фанатов автографами. Работники «книжного дворца» резво обступили философа и сделали несколько фотографий для отчёта.
– Виктория… позвольте задать вам нескромный вопрос… но скажите честно, вы сегодня употребляли?
– Не поняла?
– Ну… ваше поведение… оно достаточно вызывающее.
– А потом они сетуют на нашу скромность, замкнутость и чёрствость. Знаете что, до свидания, Марк. Вы – идиот.
Виктория встала и поправила шляпку. Некрасиво получилось. Но Марк не виноват – слишком давно не имел дел с прекрасным полом, да, к тому же, он слишком стар, чтобы вести себя, как джентльмен. Стар? В двадцать семь?
– Позвольте… – Марк взял у девушки пальто и помог ей одеться. Виктория надулась, но приняла данный жест, и двое прошли к выходу.
– Прошу прощения… позвольте мне таки исполнить обещание.
– Что вы всё повторяете, «позвольте, позвольте»… Какое?
– Чашечка кофе.
– Ох, ну ладно. Только пойдёмте отсюда. Здесь пахнет обманутыми снобами.
На улице молодых людей встретил, как старый товарищ, сентябрьский порывистый ветер. Чёрно-коричневое небо и подвешенные на длинные столбы фонари,
– Марк, вы курите?
– Немного.
– Как можно курить немного? Вы либо получаете наслаждение от табачного дыма, либо нет. Хотя в наше время существует масса иных способов получения никотина. Вот вы какой используете, Марк?
– Я предпочитаю традиционные самокрутки.
– Всё-таки вы из тех, кто любит выделяться!
– Просто я люблю качественный табак.
Виктория достала из сумочки длинный лакированный мундштук, вставила в него тонкую белую сигарету и многозначительно посмотрела на собеседника, как бы намекая, что настоящий джентльмен не заставит даму ждать огонька.
Марк намёк понял и суетливо полез в карман за зажигалкой. Виктория прикурила, прикрывая огонёк рукой в чёрной кожаной перчатке, после чего глубоко и с наслаждением вдохнула ароматизированный дым.
Они остановились в задумчивом молчании, направив взгляды на бездомного, присевшего у фонарного столба по ту сторону проспекта и держащего в руках крупный кусок картона с нацарапанной надписью «Мы это заслужили».
– Мой вам совет, Марк, если уж вам так нравится эстетика натурального табака, – то и прикуривайте не от зажигалки, а от спичек. Так аромат лучше. Хотя, если для вас эти папироски – лишь способ выглядеть более утонченным, – бросайте выпендриваться, они всё равно не выглядят так изысканно, как вы думаете.
– Да какая там изысканность. Это всего лишь самодельные скрутки из полупрозрачной бумаги, забитой мелкими сухими ветками. Тем не менее, подумаю над вашим советом. Советом девушки, курящей через мундштук.
И они, покуривая, пошли по Невскому, протискиваясь через уличных художников и попрошаек, намереваясь отыскать какой-нибудь киоск с кофе.
– Вот не понимаю. Я читала, что Ильин всю жизнь проработал тюремным надзирателем. Как он мог написать какой-никакой философский труд?
– А что ему могло помешать?
– Окружающая среда, продуктом которой он является. Да и люди такой профессии редко отличаются тонкой душевной организацией.
– На самом деле, они такие же люди, как и мы все. Просто с грязным налётом своей жестокой работы. Может, атмосфера тюрем и натолкнула его на измышления о свободе и созидании?
– И о необходимости эту свободу ограничивать.
Молодые люди остановились у фургончика с кофе, взяли по капучино.
– Судя по тому, что я сегодня услышала, его книга как раз не восхваляет свободу, а пытается убедить нас отказаться от нее. «В начале была идея» – произведение, которое могло бы быть написано человеком, не приемлющим стеснения. Но не принимать стеснение – значит отвергать и государственную службу.
– Так вот он нынче и не работает на Империум.
– Тише, друг мой, все мы работаем на Империум! – заговорщицки прошептала Виктория, театрально прислонив к губам указательный палец, – Если серьезно, он проработал в системе двадцать лет, а это так просто не проходит. Вообще, вам не кажется странным, что сегодня каждый «приличный человек» – либо бывший чиновник, либо силовик?
– Не думаю, что Ильин особо богат, если вы об этом.
– А успех измеряется не только толщиной кошелька. Вы даже не представляете, сколько плюшек приносит хотя бы локальная известность и ореол псевдоинтеллектуальности, если грамотно их использовать.