Дым осенних костров
Шрифт:
— Ты прав, — улыбнулась Амаранта. — Мой зимний день… Сердцу моему было неспокойно. Она явилась после твоего отъезда.
Он широко улыбнулся в ответ:
— И вот я здесь.
Снег падал все гуще, а с ним опускалась на заиндевевшие улицы особая, дивная глубокая тишина. Лишь доносился временами с востока далекий волчий вой. Девушка склонила набок прелестную головку:
— Помнишь венец принцессы Бертоланды на балу в Лаэльдрине?
Наль кивнул. Он всегда обращал внимание на оружие и украшения, отмечал материалы, детали, технику изготовления. В нем говорил не только
Глаза Амаранты заблестели:
— Ты выкуешь мне такой же к свадьбе? Придется, конечно, немного упростить узор… И сократить число камней. Быть может, заменить адаманты на жемчуг? Или пусть все же будет горный хрусталь?
Она увлеклась, рисуя в воображении детали и, осекшись, замолкла. Слегка запрокинув голову назад, Наль наблюдал за ней из-под длинных ресниц. Губы его были приоткрыты в позабавленной улыбке. Глаза смеялись.
— Я выкую тебе венец из звезд, — проговорил он наконец.
16. Договор
Весна принесла нордам свойственное пробуждению природы оживление и приятные хлопоты. Готовились к празднику новолетия. Каждый стремился провести как можно больше времени под открытым небом, ловя долгожданные согревающие солнечные лучи. Обильные ручьи талого снега наводняли равнины, звонкими потоками бежали по склонам. Самые отчаянные юноши и девушки отправлялись в лес, чтобы вплести первоцветы в венки на дверях своих домов.
День весеннего равноденствия Наль встретил у халлькадорской границы. Среди костров и песен, за кружкой яичного ликера, связь с домом ощущалась крепче. Новая радость скрасила наступление весны. Теперь он командовал двумя дюжинами.
Он выработал и полностью отточил собственную технику боя. Отцовского оружия с собой не брал. Бывало, острое желание подталкивало взяться за эфес, который столько зим держали родные крепкие руки, ощутить в оружии силу отца, дающую неисчерпаемую поддержку, однако каждый раз он останавливал себя. При мысли, что однажды на поле боя вещь Лонангара может достаться орку, его охватывал ужас.
Сошли снега, уступив место обильному цветению, а с ним вернулось домой пограничное войско. Быстрый взлет в военной карьере стал предметом разговоров при дворе. Его снова сравнивали с отцом, однако Наль был лишь счастлив удостоиться этой чести. Не за горами день, когда он станет командиром сотни. Теперь он носил на бедрах воинский пояс из усыпанных гранатами, жемчугом, гагатами и бирюзой металлических пластин. Отцовский медальон не снимал и ночью, а на руке всегда был фамильный золотой перстень с крупным, ограненным в форме щита кровавым рубином, выкованный первым придворным ювелиром Исналора, Геленом Фрозенблейдом.
— Нальдерон, — подозвала сына Айслин на следующий день после пира в честь его возвращения. — Мальчик мой, ты глава семьи и должен знать…
— Думаю, я догадываюсь, о чем пойдет речь, мама.
Ни в лице, ни в глазах его не было и тени улыбки, однако голос звучал мягко.
Айслин сомкнула перед собой руки в замок.
— Ты осуждаешь меня?
— Как я могу?
Лицо ее озарилось тихой радостью:
— Тогда, быть может, мы встретимся с Эйверетом?
— Будь спокойна, мама.
* * *
Наль потребовал разговора до исхода седмицы. Приглашая юношу к себе, Эйверет очень волновался, размышляя, как пройдет эта встреча. В памяти ярки были дни, когда он появлялся в доме Фрозенблейдов, и златокудрый малыш весело бежал навстречу, чтобы получить гостинец и поиграть с «Эйлиетом». Не было и нет для него в мире ребенка дороже этого. С тех пор по старой памяти он продолжал обращаться к Налю на «ты». Наль же подрос и подчеркнуто начал называть друга матери на «вы». В данном случае обращение выражало не особое уважение, но отчуждение и холодность.
Слепящее солнце поднялось над Фальрунном, когда Наль приближался к особняку Вьюжных Всадников. На воротах Аэль-арнредаров взвивался на задние ноги единорог, а на сером поле рассыпалось семь снежинок. Калитку отворил слуга, однако Эйверет уже ожидал гостя и сам поспешил к нему по дорожке среди усыпанных белыми цветами, затененных яблонями малиновых кустов. Новая жизнь успела наложить отпечаток на Наля. Движения его дышали опасной, обманчиво ленивой гибкой грацией. В них чувствовалась скрытая угроза. Видя, как небрежной и уверенной походкой молодой Фрозенблейд входит во двор, Эйверет с сожалением отметил, что разговор обещает быть трудным. Гость не делал шагов навстречу, но остановился у ворот, чуть запрокинув голову назад и положив руки на воинский пояс.
— Да не погаснет твой очаг, Нальдерон, — Эйверет открыто улыбнулся.
Наль пожал протянутую руку с подчеркнутой задержкой. Ладонь его была сильной, как кузнечные тиски. Невольно дивясь чуду жизни, Эйверет вспомнил крошечные детские ручки, что цеплялись за него, прося покружить. Теперь эти руки одинаково умело держали кузнечный молот, ювелирный напильник и боевой меч.
Не дождавшись приветственных слов, Эйверет сделал широкий приглашающий жест.
— Прошу, пройдем в дом. Стол уже накрыт, и вино готово.
— К чему? — Наль вскинул на него прямой невозмутимый взгляд. — Раз уж мы оба здесь, можно и поговорить.
Чуть замявшись, Эйверет сдержанно кивнул. Молодой Фрозенблейд ясно дал понять, что не станет играть по чужим правилам даже в мелочах. Однако, готовый к любым испытаниям, хозяин дома указал на тропинку, уводящую вглубь сада. Они неторопливо зашагали мимо зацветающих яблонь, вокруг которых порхали белые бабочки.
— Нальдерон, — начал Эйверет. — Я глубоко уважаю твоего отца…
— Однако питаете определенные чувства к моей матери, — перебил Наль, обрывая церемонии.
Оба остановились.
— Мне нечего скрывать; намерения мои чисты, — качнул головой Эйверет. — Я не желаю занять его места…
— Это никогда бы у вас и не вышло.
Какое-то время они молча глядели друг на друга — до дерзости спокойный, пронзительный вызов в глазах Наля скрестился с понимающим, терпеливым взглядом Эверета. Уже двадцать девять зим назад готов он был усыновить этого ребенка, если бы позволила Айслин, и никогда не упрекнул бы, никогда бы не дал ему почувствовать себя чужим.