Дым под масками
Шрифт:
Следующее ее движение он успел заметить только потому, что привык следить за Томасом. Да и движения почти не было, просто часы проходящего мимо мужчины скрылись в кармане ее юбки, прощально блеснув платиновой цепочкой.
Штефан смотрел на девчонку в упор. Когда она подняла на него глаза – за очками было не видно, но он догадался по наклону головы, что она смотрит именно на него, – он укоризненно покачал головой и постучал по своему карману кончиком пальца. Она поспешно отвернулась.
Парень купил билеты и спрятал во внутренний карман. Что-то сказал подруге и подал ей
– Три билета на ближайший дирижабль в Кродград… что значит война?!
– Да вы не переживайте, у них просто небольшие разногласия с соседним городом, это называется войной, – ласково, как ребенку, проворковала кассир. – Но аэродром закрыт. Можете взять билеты до Светлого, а оттуда поездом до Кродграда, это всего на три тайра дороже…
В другое время Штефан бы заплатил, тем более за ним собиралась очередь, и его это раздражало. Но сейчас в нем сидели шесть рюмок шнапса, большая порция разбавленного бренди горячего вина и проглоченное оскорбление. Поэтому он просунул в окошко руку и сорвал висящую на уровне глаз кассира памятку.
– Всем пассажирам, отправляющимся в Гардарику, предлагать соседний от места назначения город и дополнительный билет на поезд, – прочитал он выделенный пункт. – Это у вас вместо кренделька к заказу?
– В Гардарике постоянно конфликты, – прошипела женщина, сохраняя дружелюбный оскал. – Наверное, я ошиблась.
Штефан молча забрал билеты и сунул в карман, позволив себе пропустить между пальцев теплую платиновую цепочку часов.
Настроение немного улучшилось. Алкоголь запоздало согрел, люди на ярмарке совсем не походили на мрачных повстанцев с граблями, а еще Штефан выяснил, что если смотреть на детей – паника отступает. На той площади не было ни одного ребенка. Разве что тот мальчишка, которого он с собой потащил, но о нем Штефан думать не хотел.
Он медленно пошел вдоль палаток, скользя равнодушным взглядом по прилавкам. Посмотрел не меньше полусотни платков, прежде чем нашел тот, что точно понравится Хезер – черный, с золотым шитьем и густой шелковистой бахромой. Заметил тяжелые старые серьги и долго за них торговался – скорее инстинктивно, стараясь убить время и заново привыкнуть к людям. Наконец купил их и спрятал в карман к часам. Серьги были серебряные, с черненными узорами, ужасно громоздкие и неподходящие треугольному лицу Хезер. Но она такие любила, не иначе играла кровь Идущих, и Штефан не видел причин их не покупать. Труппе эти десять монет все равно не помогут.
Наконец он нашел прилавок, надолго приковавший его взгляд. Оружие, разложенное на прилавке, поражало разнообразием, скорее даже небрежной разносортностью. Холодное вперемежку с огнестрельным, старое с новым, женские отравленные шпильки и маленькие карманные револьверы художественно обрамляли единственное ружье – неуклюжее, пятизарядное.
За прилавком стоял мужчина с козлиной бородкой, щуплый и угодливый, но с внимательным цепким взглядом. Штефан не сомневался, что он знает каждую вещь в этой куче, и у него нельзя украсть даже шпильку размером с зубочистку. Впрочем, делать этого Штефан и не
– Это что такое, уважаемый? – спросил он, проводя кончиком пальца вдоль тонкого серебристого лезвия.
Холодное оружие использовали на дуэлях и в узких коридорах на дирижаблях и кораблях. Штефан представил, как какой-нибудь надменный альбионский паренек отмахивается этим экспонатом от ошалевшего противника с рапирой, или как он сам пытается замахнуться глефой в коридоре. Решил, что нужно сообщить Инмару Вольферицу идею для нового номера.
– Положите, герр, это не для вас. – Продавец с сомнением оглядел его, а потом неуверенно сказал на родном языке Штефана: – Это для маленький мужчина, любить который… трясти членом?..
Штефан улыбнулся. Слово, которое пытался вспомнить продавец, означало «позер», но дословно переводилось именно так, как сказал торговец.
– Странное оружие, – миролюбиво сказал он по-кайзерстатски и положил глефу на прилавок. – Может, кому-то подходит.
– Ай! – Продавец махнул рукой. – Что хочешь? Красиво любишь драться или чтобы толк был?
– В красивой драке тоже есть толк, – усмехнулся он. – Если красиво драться – бабы охотнее дают. Меняешь старое оружие?
Револьвер, который Штефан носил с собой, ему не нравился. Прошлый, удобный и пристрелянный, он потерял и до сих пор не знал, как. Даже думал, что украли. Нынешний был тяжелым и со слишком длинным стволом, по мнению Штефана больше подходившим упомянутым «маленьким мужчинам».
Сначала они долго и с удовольствием выбирали новый. Продавец совал ему в руки несколько штук и отвлекался на других покупателей, а Штефан, жалея, что они не находятся в лавке, где на заднем дворе обычно можно было пострелять, целился в слякоть под ногами и слушал щелчки.
Потом они так же долго торговались. У револьвера Штефана на рукоятке была позолота, и продавец так посмотрел на него, что пришлось объяснять, что он в спешке купил первый попавшийся, а потом не было времени поменять.
– Зато ты этот толкнешь какому-нибудь мальчишке, который будет трясти им перед друзьями. Чтобы член не доставать, смотри, какой длинный, – Штефан перевернул револьвер так, чтобы позолота блеснула на солнце.
– Такому мальчишке я продам то недоразумение, что ты первым смотрел, знаешь, сколько я ее с собой вожу?! Слушай, мужик, а купи лучше глефу? Красивый клинок, будешь им красиво махать, и бабы тебе, красивому, всегда будут давать.
– Бабы мне и так дают, а глефой сам маши сколько влезет.
Через десять минут они уже для собственного удовольствия ругались, мешая хаайргатский с кайзерстатским.
– А это слово что означает? – заинтересовался продавец, когда Штефан многозначительным голосом рассказывал, что думает о лавочнике, пытавшемся продать ему нож для бумаги как стилет.
– Мужика, который сам себя удовлетворяет ртом, – лениво объяснил он, некстати вспомнив, сколько раз назвал Вито этим словом, пока метался у госпиталя.
– Надо же, а в Морлиссе похоже змею называют, которая кусает себя за хвост.