Дышать! Воспоминания о прошлом и будущем. Семь историй на сломе эпох
Шрифт:
Для Виктора Звагельского писать – хобби: есть свободное время, которого на самом деле, наверное, и нет, так как человек он занятой, садится за «клаву» и пишет свои рассказы. Не сочиняет, не высасывает из пальца, а просто выплескивает то, что накопилось. Это даже не хобби – потребность, иначе б не затевал. Ну и хорошо, что затеял, а еще лучше, что решил наконец опубликовать. Получилась такая объективная реальность, данная нам в ощущениях отдельно взятого человека, отнюдь не лишенного литературного таланта, ко всем его прочим талантам. У него все просто и понятно, потому что это рассказы одного из нас про нас.
Его истории – зарисовки с натуры. Узнаваемые, их вполне можно примерить на себя, к своим жизненным обстоятельствам –
Впрочем, времена, как известно, не выбирают, «в них живут и умирают». В них живут герои В. З., в них живем мы сами, и В. З. просто поставил перед нами зеркало. Смотрите, вспоминайте, смейтесь, плачьте, а если что не так, то и на это есть пословица, что «неча пенять». Да и будущее, хочется верить, зависит от нас.
Барабан
«Бог создал все нации для войны, а одну – для мира. Ты разве видел, чтобы евреи когда-нибудь на кого-то нападали или захватывали? Евреи всегда сидят дома в кругу семьи, пишут книги, сочиняют музыку и воспитывают умных детей», – любила повторять Тамара Марковна Гольдах своему единственному внуку Левочке. Все доводы Льва о восстаниях храбрых иудеев против Римской империи, битвах с жестокими филистимлянами или, наконец, о многочисленных войнах независимого Израиля с враждебными арабскими государствами, никак не могли заставить бабушку усомниться в правоте своих выводов: «Евреи брались за оружие, только чтобы защитить свою веру и своих родных!»
Древо Гольдахов брало свое начало с далеких веков, когда один из прапрадедушек Льва служил казначеем у польского шляхтича, о чем говорил главный реликт семьи – поверенная грамота о назначении Шмуля, сына Гольда, на столь ответственный пост. Следующие за знаменитым предком потомки с обеих сторон Левочкиных родителей оказались жителями соседних местечек в глуши белорусских окраин, как гласило семейное предание, не без гордости повествовавшее, что как Гольды по мужской линии, так и Левиты по женской всегда были уважаемыми и благообразными членами общества и неизменно занимали важные должности в местечковых советах.
Череда погромов и вихри революций прошлого века разбросали многочисленную популяцию польско-белорусских сынов израилевых по всему свету, и изредка, набравшись храбрости, бабушка полушепотом рассказывала внуку об одном своем родственнике, ставшем героем-летчиком во Франции, или о другом – гениальном архитекторе, изменившем облик далекого Нью-Йорка. Лева часто вспоминал, как в детстве мама, посмеиваясь, говорила, что бабушкины истории не более чем красочная легенда, потому что все приходившие в страшные сталинские годы письма из-за рубежа безжалостно сжигались без прочтения. Сгинувший в тюрьме в последние годы правления Усатого Тирана Левин дедушка, по словам матушки, объяснял это тем, что незнание содержимого писем намного облегчит пыточный процесс в подвалах Лубянки в случае неизбежного попадания туда.
Лева хорошо помнил облик мамы, ее всегда теплые и мягкие руки с ванильным ароматом какого-то крема, добрые, но почему-то всегда грустные огромные карие глаза и родной убаюкивающий голос, под звуки которого так чудесно было проваливаться в сон. От пропадавшего денно и нощно на работе отца в воспоминаниях остался только приятный терпкий запах табака, колючие прикосновения небритого подбородка да крепкие до хруста детских костей объятия.
Безмятежное и счастливое детство оборвалось в один момент ранним летним утром, когда вбежавшая в комнату Льва бабушка в слезах упала на его кровать. Маленький мальчик тогда еще не смог сразу понять и осознать смысл пугающе-странной фразы, что он больше не увидит своих родителей, – трясущаяся пожилая женщина, рыдая, без конца повторяла ее. Она накрывала внука всем своим грузным телом и почти кричала ему в ухо, что Господь уберег ее любимое чадо.
Полную картину трагедии Лева смог осознать, только немного повзрослев, а пока,
Родители долго копили деньги на семейную поездку в Сочи, но в последний момент Лева приболел очередной ангиной. На семейном совете было принято решение все же не отказываться от дорогих путевок, а сына оставить на попечении бабушки. Бодро и весело бежавший на юг поезд из-за чудовищной ошибки диспетчера врезался в одиноко стоящую на путях грузовую цистерну с мазутом, что вызвало пожар в нескольких вагонах, и все находившееся там люди сгорели заживо. Впоследствии Тамара Марковна неоднократно твердила, что черные силы таким способом уничтожают детей иудейских, чьи родители чудом спаслись от печей Освенцима.
Осиротев в семь с небольшим лет, Лева остался вдвоем с бабушкой. Вечно хворавшая Тамара Марковна как-то внезапно приободрилась и даже внешне помолодела, и что самое главное – она волшебным образом сбросила с себя с десяток болезней, которые могли бы помешать ей выполнить важнейшую жизненную установку – поднять на ноги и воспитать единственного и безумно любимого внука. Немногочисленные родственники потихоньку стали исчезать из поля зрения, а хотя бы символическая материальная помощь остро нуждавшимся в деньгах Гольдахам была заменена на многочасовые советы по телефону.
Несмотря на титанические усилия бабушки по наполнению растущего организма белками и углеводами в виде румяных пирогов, всевозможных запеканок и каш, куда тайком засовывались огромные куски масла, а также непонятным образом добываемыми фруктами, Левочка рос щуплым и слабым в сравнении с большинством ровесников, все больше наливавшихся силой и здоровьем. Двор, где проводили все свое свободное время дети и подростки, обычно не жаловал слабаков, но субтильный еврейский мальчик с детства обнаружил в себе два таланта, защищавших его от издевательств и побоев одноклассников и взрослых хулиганов. Прежде всего, хрупкий, с ножками-тростинками, он великолепно научился играть в главную игру того времени – футбол. Ежедневные многочасовые баталии отточили мастерство Левы до космических высот, и его стали брать в команду как старшеклассники, так и местные дядьки, игравшие с соседями на выпивку, а зачастую и на деньги. Худенький юркий паренек виртуозно обводил здоровенных неповоротливых амбалов, забивая гол за голом. Малейшего толчка было достаточно, чтобы Левчик отлетал на несколько метров, совершая в полете немыслимые кульбиты. Команда тут же в рукопашном бою начинала защищать свой драгоценный носатый бриллиант, а сам он отползал на почтительное расстояние в ожидании окончания конфликта. Со временем противники поняли, что за своего еврейчика дворовые стоят крепко, и Лев стал неприкасаемым как на футбольном поле, так и вне его.
Послематчевые посиделки обычно сопровождались обильными портвейновыми возлияниями, отказаться от которых простому смертному было небезопасно, но Левочка, страшась бабушку больше всех вместе взятых мышцастых товарищей по команде, аккуратно уклонялся от выпивки, как правило, ссылаясь на скорые тренировки, которых, впрочем, в его жизни никогда и не бывало. Хотя однажды подростковое желание все же пересилило страх перед грозной Тамарой Марковной. Юный Гольдах украдкой заглядывался на местную достопримечательность – Наташу, известную своей абсолютной безотказностью. Команда недавно вернувшихся из армии дворовых пацанов, в которую был приглашен Лева, победоносно, без поражений завершила летний сезон. В качестве общего для всех приза была приглашена Наташа. Игроки по очереди уходили за перегородку, отрываясь от пьянки. Настал и Левочкин черед. Под дружный гогот и матерные шутки он впервые в жизни отведал мерзкого сладковатого пойла. Алкоголь ударил в голову, и юный Гольдах, цепенея от ужаса неизведанного, двинулся в «альков». На старой железной кровати лежал объект его почти еженощных мальчишеских грез. Наташа полупьяно улыбалась и томно манила его пальчиком, широко раздвинув ноги. Леву мгновенно вырвало, и он пулей вылетел из подвала, где происходило дело, под общий смех и улюлюканье. Впоследствии он не раз со стыдом вспоминал этот эпизод.