Дышать! Воспоминания о прошлом и будущем. Семь историй на сломе эпох

Звагельский Виктор

Лева понял, что переубеждать бабушку бесполезно, и с выражением искреннего согласия на лице попытался покинуть лобное место, но Тамара Марковна остановила его, видимо, вспомнив что-то важное.

– Да, Лев, ты будешь опять посмеиваться над глупой брюзжащей старухой, который раз повторяющей одни и те же прописные истины, но каждый человек может с уверенностью отстаивать только то, что прошел и испытал сам. Я много рассказывала тебе про плохих и жестоких людей вокруг нас, но и хороших, бескорыстных, неоднократно помогавших нам, было немало. Всегда старайся делать добро, не думая, как тебе воздастся за него, и поверь, когда-нибудь, совсем с неожиданной стороны, тебе придет благодарность, а если и нет, то ты все равно правильно проживешь свой долгий век.

А напоследок скажу, о чем не говорила раньше. Где-то через

полгода после официальной реабилитации Моисея я получила письмо от Сони – это была одна из несчастных сестер, живших с нами в эвакуации. Она вернулась на Украину, жила и работала врачом в Киеве, а сразу после войны похоронила свою младшую сестричку Женечку, умершую от непонятной желудочной болезни. Соня где-то прочитала про моего мужа, про его расстрел и реабилитацию и нашла наш адрес. Милая девочка, она писала про голод и холод, про страдания в этом детском доме, и, оказывается, твой дедушка несколько раз в неделю тайком все эти тяжкие военные годы приносил и им, и другим детям еду и лекарства, а я об этом даже не догадывалась. Моисей за большую взятку устроил больную Женечку в военный госпиталь, продлив девочке еще немного ее короткую жизнь. После этого письма я вспомнила, что муж жаловался на уменьшение спецпайка на предприятии. Понятно, почему этот паек вдруг стал в два раза меньше. Твоя мама и Соня опять сдружились и несколько раз встречались в Москве. А когда Фирочка и Миша погибли, единственным человеком, кто помогал и помогает нам с тобой все годы материально, как раз и была Соня, совершенно чужой нам человек с большим сердцем.

Тамара Марковна бережно достала вырезку из газеты. С фотографии смотрела миловидная женщина, а подпись под снимком говорила, что София Яковлевна Быстрицкая стала самым молодым доктором медицинских наук в Киеве.

– Вот так-то, – подытожила бабушка свою воспитательную беседу и, потрепав внука по непослушным кудрям, неспешно удалилась на кухню.

Попытки склонить бабушку к обретению нового смысла жизни в солнечном царствии Израилевом ни к чему не привели, и Гольдах выстроил четкий план: сначала он поступает на исторический факультет университета, а выйдя оттуда великим специалистом по Ближнему Востоку, постарается попасть в любую подходящую страну, после чего, ускользнув от чуткого взора «комитетчиков», совершит побег. Почти каждую ночь, перед тем как заснуть, Лев разыгрывал в голове все новые и новые сцены героического прыжка через ограду американского посольства. Или, переодевшись в женское платье, он и его красавица возлюбленная (несомненно, работающая на Моссад) запрыгивают в кузов грузовика, и тот на огромной скорости увозит молодого гениального ученого от преследователей в черных кожаных пальто… Мечты раскрашивались все более яркими красками, и уже в некоторых эпизодах Лев лихо отстреливался невесть откуда взявшимся револьвером, а затем раздавал интервью крупнейшим газетам мира, сидя в пресс-центре лучшего отеля Иерусалима, иногда чуть заметно морщась от пулевого ранения в плечо.

Томная и теплая нега воображаемых подвигов была вероломно развеяна, когда однажды вечером вместо толпы журналистов в комнату ворвалась разъяренная бабушка, случайно обнаружившая в сумке Левочки документы для поступления на исторический факультет университета, где исторически не было военной кафедры, а значит, и освобождения от призыва в армию после окончания учебы. Тамара Марковна больше не тратила время на примеры из собственной жизни и жизни других людей, чтобы убедить внука в самоубийственности данной авантюры, – она лишь неестественно громко кричала о том, что, поскольку не желает видеть свое самое любимое чадо трупом после первых дней службы в армии, то чадо попадет туда только через ее труп.

После бабушкиной пылкой речи Лев распрощался с мечтой о скором переезде в Землю Обетованную – надо было думать о поступлении в «правильный» технический вуз, имевший военную кафедру. Страх перед возможным попаданием в армию усиливался с каждым днем, и Гольдах с ужасом рисовал в воображении картины постоянных избиений и унижений со стороны злобных старослужащих, одинаково ненавидящих и евреев, и москвичей. В жутком месте под названием «армия» не спасут ни футбольные таланты, ни знание истории, потому предсказанный когда-то бабушкой долгий век жизни уже казался нереальным.

В конце концов Левин выбор пал на неприметный

и совсем не престижный институт в далеком Подмосковье, куда были шансы пробиться, несмотря на то что он ничего не смыслил в точных науках и слабо представлял, как начертить самую простую геометрическую фигуру. И тут на боевую позицию снова вышла бабушка. Тамара Марковна развила кипучую деятельность – она обращалась к многочисленным родственникам, она целыми днями носилась по столице, встречаясь со знакомыми знакомых в поисках выхода на чудо-человека, который в состоянии помочь талантливому, но нерадивому внуку попасть в мытищинскую инженерную кузницу, дабы дать старт его успешной карьере и, главное, помочь мальчику избежать страшной трагедии в армейских казематах.

В один из дней в дом к Гольдахам заявилось странного вида существо мужского пола с трясущейся головой и в видавшем виды мятом костюме. Мужчина долго и скрупулезно объяснял методику сдачи вступительных экзаменов, заключавшуюся в том, что при выборе билетов нужно подать знак рукой экзаменатору, а также рассказал, какие пометки следует сделать на листах при сдаче письменных работ. Он сидел близко и чуть ли не шепотом рассказывал о тонкостях прохода в студенческий мир. От него очень плохо пахло, но Гольдах понимал, что сейчас решается его судьба, и терпеливо задерживал дыхание, ожидая окончания инструктажа.

Поступление в спасительный вуз состоялось, и только спустя время Левушка обратил внимание на исчезновение из дома главной реликвии – старинной меноры, которая была связана со смертью прекрасной Уни. Хотя бабушка никогда не объясняла, какой ценой было добыто освобождение от службы в Вооруженных силах, догадаться можно было и без слов.

Обучение непонятным дисциплинам шло со скрипом, а окружавшие Гольдаха сокурсники мало чем отличались от дворовых ребят, деливших с ним неулыбчивое детство, поэтому Левушка жил мечтами о далекой солнечной стране, от которой, как он не переставал надеяться, его отделяли пять длинных и скорее всего безрадостных лет.

Но чудеса случаются внезапно и непредсказуемо. В параллельной группе с Гольдахом училась скромная еврейская девочка, невесть откуда и как попавшая в мытищинскую обитель высшего образования, где жизнь абсорбировала неудачников всех мастей. Аллочка состояла из огромных массивных очков, которые увеличивали ее глаза и делали еще меньше миниатюрные черты лица, а гривка непослушных, всегда недопричесанных рыжих волос всей своей тяжестью давила на тоненькую непропорциональную фигурку. Образ полудетской незащищенности не вызывал никаких эмоций у мужской части института, однако Лева, случайно столкнувшись с ней на втором курсе, окончательно потерял сон, и до этого постоянно прерываемый мечтами о будущем. Теперь все мысли влюбленного юноши были заняты Аллочкой. Гольдах «нечаянно» сталкивался с дамой сердца в студенческой столовой, где на самом деле томительно караулил ее часами, «совершенно случайно» оказывался в физкультурном корпусе, «перепутав» время занятий, или же ходил нескончаемыми кругами перед входом в институт, делая вид, что усиленно заучивает конспект, хотя держал в руках девственно-чистую тетрадь. Одногруппники Аллы конечно же заметили нелепые «ходы» юноши, неуклюже пытавшегося замаскировать свою влюбленность, и беззлобно посмеивались над девушкой, называя ее «хладнокровной покорительницей сердец». Сам Лева всякий раз давал себе слово, что на следующий день подойдет к возлюбленной и на едином выдохе предложит «дружить». Он был готов к любому исходу событий, кроме отказа, в твердой уверенности, что он не переживет этого. Борьба с самим собой могла продолжаться бессрочно, но на помощь пришла подруга Аллы, которая однажды, сжалившись над окоченевшем на морозе юношей, молча схватила испуганного Льва и притащила в аудиторию, где после занятий Аллочка играла в студенческом театре.

– Значит, так, – громко вскричала Ирина (так звали подругу), прервав репетицию какой-то заумной пьесы, – пока вы тут разыгрываете всякую современную чушь, мы навсегда потеряем Отелло, Ромео и Тристана в одном лице. Мальчик если не замерзнет на морозе, то уж точно умрет от разрыва влюбленного сердца!

Ира подтолкнула пунцового юношу к Алле, тоже покрасневшей, отчего цвет ее лица почти слился с цветом волос, а Лев, не слыша ни смеха окружающих, ни гневных реплик руководителя театрального кружка, полушепотом извинялся перед Аллой за эту ужасную сцену.