Дюймовочка крупного калибра
Шрифт:
Сима посмотрела в окно. Внизу суетилась Чугунова. Зойка выглядела неожиданно и странно: в деловом брючном костюме и без индейского макияжа. При этом в руках у нее были клетчатые хозяйственные торбы, из которых одуряюще пахло котлетами, салатами и прочей едой. Аромат смешивался с запахом Зойкиных духов и полз по улице, привлекая бродячих собак и кошек. Суетилась Зойка не просто так, а в отчаянных попытках запихнуть торбы в салон серебристого «БМВ». Удивительное дело: Чугунова смотрелась рядом с дорогой и стильной машиной вполне комплектно. Как будто так и надо. Серафима
– Зоя, давай в багажник. Мне едой весь салон провоняет! – умоляюще ныл Иван.
«Неладно что-то в королевстве», – изумленно констатировала Серафима. Иван, не голый, волосатый и в старых тренировочных, а дорого одетый, интересный и вальяжный, произвел на Симу неизгладимое впечатление.
– Зойка, привет. Чего стряслось? – Серафима пристроилась к подруге и схватилась за пакет.
– Аккуратно, там торт! – заверещала Зойка.
– А стряслось-то что? Ты чего не на работе?
– Отгул, – таинственно поиграла бровями Чугунова. – А может, я и вообще там больше работать не буду.
– А где будешь? – допытывалась Серафима.
– Мы к Ванькиному отцу едем, – доверительно зашипела Зоя. – Если я ему понравлюсь, то мы поженимся. Хотя Ванечка сказал, что мы по-любому поженимся, он от отца зависеть не хочет. Но я-то вменяемая. Там у папашки столько денег, что я хочу от него зависеть. Категорически! Вот, наготовила, везу, чтобы показать, что хозяйка хорошая. Ваня сказал, что папашка потрескать любит. Пироги, салаты, заливное, торт «Пражский». В общем, постаралась…
– Ты замуж выходишь? – ахнула Сима.
– Почти. Не сглазь. – Зойка поплевала, потом побежала стучать по деревянной скамейке.
– Из-за денег? – осуждающе протянула Серафима. Происходило нечто из ряда вон выходящее. Банальный сюжет из слащавого женского романа, которые так любила Чугунова, на глазах превращался в реальность. Толстая Зойка неожиданно преобразилась, умеренно похорошев, окрутила почти принца и идет почти под венец.
– Сима, ты спятила? – сочувственно покачала головой Чугунова. – Ты на него глянь. Разве за таких из-за денег выходят? Да я знать не знала, что они, деньги эти, у него есть. Я ж его как беглого уголовника у тебя забирала. А оно, вишь, как повернулось.
Повернулось «оно» и правда невероятным образом.
– Поздравляю, – неуверенно пожала плечами Серафима.
– Ты не расстраивайся, и у тебя все получится, – Зойка все и всегда понимала правильно. – В крайнем случае среди Ванькиных друзей тебе кого-нибудь подыщем. Он у меня с колдовством завязал, пошел по специальности работать, в банк. Папашка там уладил все. Сначала проучить его хотел, а потом пожалел. Ванька у него – единственный сын.
– Мне это надо осмыслить. В голове не укладывается, – честно призналась Сима.
– Да я сама еще не верю, – вздохнула Чугунова. – Знаешь, все боюсь, что мне это снится и я сейчас проснусь одна. Не в деньгах даже дело, хотя, чего врать, рада я, что и деньги еще есть. Нет, мне Ваньку потерять страшно. Он у меня красавчик.
– Не мели ерунды! – горячо залопотала Серафима. – Он тебя любит, сразу видно. Вон к
Сочувствовать всегда получается легче и искреннее, чем просто радоваться. Серафима тоже не была уверена, что такой красавец, как Ванечка, пара для Зойки. Хотя чего в жизни только не бывает.
– Чего у вас тут? – к шептавшимся подругам подоспела Инга.
Бартышкина на удивление искренне обрадовалась. Правда, она полезла лобызать и поздравлять Ивана, чем слегка разъярила Зойку, но в целом создала на отдельно взятом пятачке настроение предпраздничной суматохи и не замутненного завистью веселья. Серафима даже заподозрила, что у Инги в личной жизни тоже наметились подвижки к лучшему, иначе с чего она так сияет.
Недовольная своей внезапно проявившейся желчностью и неумением в полную силу порадоваться за ближнего, Серафима поехала на работу.
Там ее ждал еще один сюрприз.
У вахты маячил Сережа Федоров. С лилиями. Лилии он прятал за спиной, поэтому букет топорщился павлиньим хвостом на уровне копчика.
Серафима, издали заприметившая нервно краснеющего и переминающегося за колонной кавалера, воспряла духом. Она заалела, заволновалась, раскрыла глаза пошире, чтобы стать похожей на глазастую трепетную лань, и пошла от бедра.
– Ух ты! – закряхтел сзади давний поклонник Михаил Владленович. – Это ж надо. Симочка, как ты сегодня хороша!
– Я всегда хороша, – благожелательно парировала Серафима. Настроение поднималось, как ртуть по градуснику, лежащему под мышкой у больного гриппом.
Она старательно делала вид, что Федорова не видит. Каково же было Симино удивление, когда Сережа, мельком глянув на нее, равнодушно поздоровался, продолжая высматривать кого-то на улице.
– С такой фигурой… – разошелся было в комплиментах водитель. Но Серафима, потрясенная выбыванием Федорова из малочисленного списка женихов, не дав престарелому кавалеру договорить, во всю прыть понеслась на рабочее место. Ей требовалось немедленно обсудить с Жанной свое открытие. И желательно успеть посмеяться над необоснованными подозрениями коллектива, что у них что-то такое планируется. Самое ужасное, что теперь все будут это обсуждать. Хорошо, что Серафима до сих пор не проявляла к Федорову интереса. Но от сплетен это вряд ли спасет. Хотелось заплакать. А еще – врезать кому-нибудь. Потому что вонючие, ужасные лилии – не ей. А вот визит к Сашиной маме – ей. Кособокая справедливость продолжала преследовать Серафиму с упорством июльского овода.
Когда через четверть часа в операторскую вошла виновато моргающая Жанна с букетом лилий, Серафима начала давиться истерическим смехом. Не жизнь – а сказка, просто-таки страшилка на ночь.
Дима Носов воодушевленно крутился на Дарьином стуле, завалив ее стол цветными распечатками.
– Я гений, – скромно сообщил он, увидев входящую Малашкину.
– Да? – она подозрительно прищурилась. – А ты, гений, стихи писать умеешь?
– Не пробовал. Но, если надо, думаю, что и стихи смогу. Я такой.