Джебе - лучший полководец в армии Чигизхана
Шрифт:
– Твой тысячник не изволит даже нам поклониться. Он очень высокого мнения о себе.
Чиркудай был спокоен, не отрывая взгляда от шахматной доски. Он не ответил другу. Субудей впился единственным глазом в русича и с угрозой спросил:
– Ты хорошо сражался, был в первых рядах. И, одновременно, печёшься о человеколюбии, а сам убил много людей.
– На войне, как на войне, – без эмоций ответил Белобров.
– Значит, ты пожалел горцев? – будто ударил вопросом Субудей.
Белобров помолчал и, вздохнув, сказал:
– Может быть, те горцы, что были распяты на крестах,
– Ты их не просто пожалел! – возмутился Субудей. – Ты их лишил возможности ещё раз вернуться на землю! Они должны были умереть без крови! Без посторонней помощи!
Белобров ничего не ответил. Стоял молча, опустив голову.
Чиркудай поднял на Субудея глаза и напомнил:
– Твой ход, – а затем, посмотрев на своего тысячника, бросил: – Иди!
Белобров тут же ушел.
– Защищаешь?.. – протяжно спросил Субудей, делая ход на доске: – А он, может быть, вносит сумятицу в души наших воинов.
– Его уже не исправишь. Он хороший воин. И он мне нравится, – коротко бросил Чиркудай и вновь уткнулся в шахматную доску.
– Вот, он тебе даже нравится. Второй раз слышу это от тебя, – ехидно заметил Субудей.
Чиркудай немного помолчал, и буркнул:
– Змея с ушами.
– Сам ты, ишак упёртый... – почти пропел Субудей и заявил: – Тебе шах!
– Не мне, а королю.
Так они и пикировались до конца партии, не заметив, как украдкой усмехнулась китаянка.
Глава тридцать четвертая. Неожиданности
Глубокой осенью, когда навалились холода, Чиркудай с Субудеем решили разделиться. Тумен Субудея пошел через кубанские и ногайские степи на запад, в сторону города Белгорода, основанного легендарным каганом Владимиром Киевским. Этот князь был известен так же под именем Владимира-Крестителя.
Субудей провёл тумен по заиндевевшей от мороза ковыльной степи, между вековечными соснами и остановился, приказав нукерам разбить долговременное становище. До Белгорода тумен не дошёл.
Китайские мастера, ёжась от принизывающего ветра, спешно принялись возводить глинобитные дома и заборы, в распадке между трех холмов, насыпая в воду побольше соли, чтобы она не замерзала на холоде. До наших времен сохранилось в памяти людей имя этого поселения, которое кто-то назвал Шаруханью. Позже, название Шарухань преобразовалось в Харьков. Субудей решил пожить у границ Руси, чтобы доподлинно выяснить, где же была настоящая родина Бодончара.
А Чиркудай, обойдя с туменом большое, но неглубокое море, которое местные жители называли Азов, вошел через узкий перешеек в Крым. Он остановился почти в центре полуострова, между поросшими буйной зеленью невысокими горами. Там он и основал свой курень.
Китайцам, из его тумена, тоже было приказано строить дома. Всю зиму этот поселок называли Сарай. Но когда на следующий год, летом, на широких полях меж гор созрели посаженные хорезмийцами дыни и арбузы, называть поселение стали Бахчисарай.
Монголов боялись все: и аланы, и ясы,
В Крыму было тихо, и нукерам Чиркудая не досаждали ни греки, ни ромеи, с незапамятных времен осевшие на полуострове, омываемом морем Понтом Эвксинским. В курень никто из крымчаков не заглядывал. И только беглые русичи, разбойничавшие на больших и малых дорогах, тайно встречаясь с Белобровом, просились в такое сильное и страшное войско.
Белобров регулярно докладывал Джебе-нойону о разговорах с сородичами. Просил принять их в тумен. Но Чиркудай отказал тысячнику наотрез. Он знал, что корпус численностью более десяти тысяч трудно управляем. У него и так было двенадцать. А ему и Субудею еще предстояло воевать. Пока неизвестно с кем, но воевать они будут, это Чиркудай предчувствовал точно.
Туменные регулярно, два раза в семь дней, присылали друг к другу гонцов с письмами. Раз в три месяца к ним, в основном к Субудею, прилетал посыльный от Чингизхана, в сопровождении тысячи нукеров. Темуджин требовал: искать, узнавать, изучать и ждать. Но ни следов, ни слухов о Бодончаре, ни один из командующих не находил. Чиркудай даже стал думать, что легенда об Алан-Гоа и сером волке, пришедшем с запада – красивая сказка.
Места, где поселились монголы, были на редкость мирные. Люди, в основном, занимались выращиванием различных, съедобных растений, охотой, рыбалкой и торговлей. До Чиркудая и Субудея доходили слухи, что русские князья постоянно воюют друг с другом. Но это было далеко и их не касалось. И они уже точно знали, что в каждом славянском поселке имелись вооруженные дружинники. Но их боеспособность была, по мнению монголов, слабой.
Чиркудаю доложили, что у греков, основного населения Крыма, воины были наёмные. И их количество не увеличилось с приходом монголов. Крымчаки не собирались воевать с пришельцами. И степняки вели себя мирно. Не отнимали, а покупали провизию у местных жителей. Выторговывали у местных купцов овец, коров, овощи, фрукты, благо, серебра и золота было много. В туменах жили сытно, никто не голодал. А ничего другого им не требовалось. Именно здесь нукеры стали понимать, какую ценность представляют такие никчемные металлы, как золота и серебро, и сверкающие на солнце камни.
Весть о проходе степных орд через кавказские горы и жестокое истребление ими всех, кто мог носить оружие, быстро разнеслась далеко за пределы Кавказа. Таких сильных и непобедимых бойцов давно никто не видел. Правда, судачили о каких-то гуннах... Но они жили так давно, что их существование скорее было сказкой, нежели правдой.
Чиркудай впервые за всю свою жизнь получил отдых. Он путешествовал с Сочигель и Анваром по всему Крыму, в сопровождении охранной тысячи. Его интересовали города греков, вызывая какое-то непонятное чувство. Он останавливался у крепостных ворот, оставляя тысячу снаружи, а сам с женой и сыном, в сопровождении пешей десятки, ходил по улицам, заглядывая в многочисленные лавки и ларьки.