Джек Ричер: Без права на ошибку
Шрифт:
Большую часть кабинета занимал огромный письменный стол с серой композитной столешницей. Совершенно пустой. Ровно посередине к нему вплотную было придвинуто кожаное кресло.
– У вашего начальника что, нет телефона? – спросил Ричер.
– Он держит его в ящике стола, – ответила Фролих. – Любит, чтобы сам стол был абсолютно пустой.
У стены стояли высокие шкафы, облицованные таким же серым композитом, что и стол. Еще в кабинете были два кожаных кресла для посетителей. И больше ничего. Место, лишенное суеты. Место для человека с ясным умом.
– Итак, – начала Фролих. – Почта с угрозой пришла в понедельник, через неделю после выборов. В среду Стайвесант отправляется домой около семи тридцати. Как всегда, оставляет стол абсолютно пустым. Секретарша уходит через полчаса после него. Но сначала, как обычно, заглядывает в кабинет
Ричер кивнул. Стол выглядел как палуба линкора, подготовленного к адмиральскому смотру. Тут бы и пылинку заметил каждый.
– В четверг, в восемь часов утра, на работу снова приходит секретарша, – продолжала Фролих. – Садится за стол и трудится. Дверь Стайвесанта вообще не открывает. В десять минут девятого является сам Стайвесант. С портфелем и в плаще. Снимает плащ, вешает его. Секретарша обращается к начальнику с каким-то вопросом, он ставит портфель на стол, и они некоторое время беседуют. Затем он открывает дверь и входит в кабинет. В руках у него ничего нет. Портфель он оставил на столе секретарши. Секунды через четыре, может пять, Стайвесант появляется в дверях. Просит секретаршу войти. Оба утверждают, что лист бумаги в тот момент на столе уже лежал.
Нигли обвела взглядом кабинет, прикинула расстояние между дверью и столом.
– У вас только их показания? – спросила она. – Или что-то записано камерами видеонаблюдения?
– Есть и то и другое, – ответила Фролих. – Камеры все записывают на отдельные видеокассеты. Я просмотрела одну из них: дело было именно так, как рассказали Стайвесант и его секретарша, от и до.
– Значит, ни тот, ни другая этой бумаги на стол не клал, если, конечно, они не в сговоре.
– И я так думаю, – кивнула Фролих.
– Тогда кто же это сделал? – спросил Ричер. – Кто-нибудь еще на записи есть?
– Уборщики, – ответила Фролих.
Она провела Ричера и Нигли в свой кабинет и достала из ящика стола три видеокассеты. Подошла к полкам, где между принтером и факсом стоял маленький телевизор «Сони» со встроенным видеомагнитофоном.
– У нас копии, – сказала она. – Оригиналы спрятаны под замком. Запись ведется по таймеру, на каждой кассете шесть часов. С шести утра до полудня, с полудня до шести вечера, с шести до полуночи, с полуночи до шести и так далее.
Фролих нашла в ящике пульт и включила телевизор. Вставила в щель магнитофона первую кассету. Механизм щелкнул, зажужжал, и на экране появилось тусклое изображение.
– Это вечер среды, – сказала она. – С восемнадцати часов и далее.
Изображение было черно-белым, детали прорисовывались не совсем четко, но приемлемо. Объектив камеры, расположенной за головой секретарши, полностью охватывал квадратную приемную. Женщина сидела за столом и разговаривала по телефону. Пожилая. Волосы белые. Дверь Стайвесанта виднелась в правой части экрана. Она была закрыта. В левом нижнем углу картинки светились цифры – дата и время. Фролих нажала на быструю перемотку, и движение ускорилось. Белая голова секретарши двигалась рывками, что выглядело довольно комично. Рука дергалась вверх-вниз: она то поднимала трубку телефона, то опускала ее. Вдруг в кадр влетел какой-то человек, передал пачку конвертов и выскочил прочь. Секретарша с невероятной скоростью, как машина, принялась сортировать почту. Вскрывала каждый конверт, складывала письмо в одну из аккуратных стопок, хватала штемпель, опускала его на штемпельную подушечку и ставила на письме штамп.
– Что это она делает? – спросил Ричер.
– Отмечает дату получения, – ответила Фролих. – Все документы требуется аккуратно оформить. Так делается всегда.
Левой рукой секретарша загибала каждый лист, а правой ставила штамп. Из-за большой скорости пленки казалось, что женщина сошла с ума. Дата в нижнем углу оставалась неизменной, а цифры, показывающие время, менялись так быстро, что трудно было уследить. Ричер оторвал взгляд от экрана и оглядел кабинет Фролих. Типичный правительственный офис, практически такой же, как и кабинеты, в которых он работал в армии, только гражданский – демонстративно аскетичный и будто бы с трудом втиснутый в интерьер изысканного старинного здания. На полу жесткий нейлоновый ковер серого цвета, мебель из ламината, аккуратные белые провода. Повсюду
– Так, здесь Стайвесант отправляется домой, – сказала Фролих.
Ричер снова взглянул на экран и увидел, как счетчик времени проскочил девятнадцать тридцать, затем девятнадцать тридцать одну. Из кабинета с утроенной скоростью выскочил Стайвесант. Это был мужчина высокого роста, широкий в плечах, слегка сутулый, с сединой на висках. В руках он держал тощий портфель. Из-за быстрой перемотки двигался он со смехотворной прытью. Подбежал к вешалке и сорвал с нее черный плащ. Накинул его на плечи и помчался к столу секретарши. Резко наклонившись, что-то сказал ей и скрылся из виду. Фролих удвоила скорость показа. Секретарша дергалась и покачивалась в кресле. Цифры счетчика времени расплылись почти до неразличимости. Семерка сменилась восьмеркой, секретарша вскочила, и Фролих замедлила скорость, чтобы поймать секунду, когда она откроет дверь в кабинет Стайвесанта. И вот секретарша взялась за ручку, приоткрыла створку, сунула голову внутрь, оторвав одну ногу от пола, тут же повернулась и закрыла дверь. Пробежавшись по пространству квадратной приемной, похватала сумочку, зонтик и пальто и скрылась во мраке в дальнем конце коридора. Фролих еще раз удвоила скорость воспроизведения, цифры в нижнем углу опять замелькали быстрее, но картинка оставалась совершенно неизменной. Время мчалось вперед, но в опустевшем офисе все застыло.
– Когда приходят уборщики? – спросил Ричер.
– Незадолго до полуночи, – ответила Фролих.
– Так поздно?
– Они работают и по ночам. Уборка делается круглосуточно.
– И до их прихода совсем никакого движения?
– Совсем никакого.
– Тогда мотайте. Здесь уже все понятно.
Фролих щелкала кнопками, переключаясь с ускоренной перемотки, когда экран словно застилало пеленой снега, на нормальную, когда появлялась картинка и можно было проверить время записи. В двадцать три пятьдесят Фролих поставила обычную скорость. Счетчик щелкал, отсчитывая секунду за секундой. В одиннадцать пятьдесят две в дальнем конце коридора возникло какое-то движение. Из темноты вышла группа из трех человек. Две женщины и мужчина, одетые в темные комбинезоны. Латиноамериканцы. Все невысокого роста, плотные, темноволосые, бесстрастные. Мужчина толкал перед собой тележку. Спереди к ней с помощью обруча крепился черный мешок для мусора, а сзади на полках стояли лотки с тряпками и баллончиками. Одна из женщин несла пылесос с длинным шлангом и с широкой насадкой. Он висел у нее на спине, как рюкзак. Вторая женщина в одной руке держала ведро, а в другой – швабру. У швабры на рабочей части оказалась квадратная поролоновая накладка, а посередине ручки – какое-то сложное устройство для отжимания лишней воды. Все трое уборщиков были в резиновых перчатках светлого оттенка. Возможно, прозрачных, а может, светло-желтых. На лицах мужчины и женщин читалась усталость. Как у всех, кто трудится в ночную смену. Но выглядели уборщики опрятно и казались настоящими профессионалами. У всех были аккуратные короткие стрижки, а лица как бы говорили: «Мы понимаем: работа у нас не самая интересная в мире, но мы исполняем ее как следует». Когда группа подошла к двери кабинета Стайвесанта, Фролих поставила запись на паузу, и все на экране замерло.
– Кто они? – спросил Ричер.
– Штатные сотрудники, нанятые непосредственно правительством, – ответила Фролих. – Большинство уборщиков офисов в этом городе работают по срочному договору, получают минимальную зарплату, не имеют льгот – текучка кадров очень высокая. То же самое в любом другом городе. Но мы нанимаем сами. Кстати, ФБР тоже. Конечно же, отбираем только тех, кто заслуживает доверия. У нас работает две постоянные бригады. Все кандидаты проходят собеседование, их проверяют на благонадежность, и, если кто-то оказывается замешан хоть в чем-то предосудительном, его отсеивают. Платим уборщикам хорошо, предоставляем полную медицинскую страховку, куда входит и стоматология, оплачиваемый отпуск – словом, все как положено. Они считаются такими же сотрудниками отдела, как и любой другой работник.