Дженнак неуязвимый
Шрифт:
– Я не боюсь, - сердито сказала она, дыша Дженнаку в затылок.
– И я - не малышка! Я - твоя чакчан! Я ничего не боюсь!
Крыланы плюнули огнем. Прошло не больше вздоха, но Дженнак уже знал, что пара снарядов разнесет в клочья гондолу, а два других нацелены в газовый баллон. Пилоты были умелыми бойцами; вероятно, из ветеранов, сражавшихся в Бихарских войнах. У таких не было причин любить Асатл.
– Прыгаем, - сказал Дженнак, не обращая внимания на Шихе, отчаянно махавшего ему рукой.
– Держись!
Он согнул спину и перевалился через борт, стараясь, чтобы Чени не оцарапало обшивкой. Тугой воздушный поток сразу
Они падали, летели вниз, к остроконечным вершинам сосен, к скалам у озерного берега, к лизавшим их неторопливым волнам, к гигантским полосатым тиграм с когтистыми лапами, к
воинам-изломщикам, что прятались где-то в своих лесных убежищах. Вниз, вниз, вниз... К твердой земле или к столь же губительным водам, к жизни или к смерти, к дороге из лунных лучей, кончавшейся в Великой Пустоте, или к грядущим столетиям, что мелькали перед Дженнаком пестрыми и загадочными картинами.
Вниз, вниз, вниз...
Вверху полыхнуло, оглушительный грохот раскатился над лесом, и Чени ойкнула - фронт ударной волны добрался до них, подтолкнул в спину, оглушил, завертел в воздухе. Земля и небо стремительно менялись местами, и Дженнак видел то вспухающее в вышине багровое облако, то серебристую гладь Байхола, то зеленый лесной ковер, то серые зубья прибрежных утесов. Вытянув руки, он остановил вращение, и мир перестал кружиться словно подхваченный ураганом листок. Теперь - вниз! Быстрее вниз! И сохрани Мейтасса от обломков, что могут посыпаться в любой момент!
Ветер уже не свистел, не стонал - ревел в ушах разъяренным ягуаром или, скорее, тигром; ведь ягуаров здесь не было, как не было кротких лам, медлительных тапиров, кецалей, керравао и попугаев в ярком оперении. Тут все было иным, не таким, как в Юкате и Арсолане, в аситских горах и степях или в родном Одиссаре... Впрочем, Одиссар являлся родиной Дженнака, сына Джеданны, владыки и Великого Сахема, а Тэб-тенгри появился на свет в этих местах, у озера Байхол, и прожил здесь долгие годы - вместе с ласковой нежной Заренкой, да будет милостив к ней Коатль!
Мысль о ней промелькнула и исчезла - вместе с пылающим обломком, просвистевшим на расстоянии сорока локтей. Дженнаку показалось, что то была хвостовая часть гондолы - очевидно, ракеты перебили ее, словно клинок стального меча, рассекший спелую тыкву. Обломок, пришпоренный взрывом, падал быстрее них, и от него разлетались другие обломки, поменьше - то ли частицы обшивки, то ли охваченные пламенем человеческие тела. Почти машинально Дженнак потянулся к ним мысленным усилием и тут же отпрянул, не ощутив ни боли, ни мук, ни проблесков жизни.
Вниз, вниз, вниз...
Они мчались уже с неизменной скоростью - впрочем, вполне достаточной, чтобы размазать хрупкую плоть по ветвям и стволам сосен или раскатать кровавой лепешкой по серебристому блюду вод. Чени за спиной Дженнака замерла, стараясь не двигаться и не мешать ему, когда он разводил руки и ноги, выравнивая полет. Земля казалась совсем близкой; в восьмистах или семистах локтях под ними стремительно мелькали деревья, а впереди, за неровной цепочкой скал, переливалась водная поверхность, уже
Дженнак глубоко вздохнул, готовясь замедлить падение, но тут их нагнал обломок гондолы — на сей раз носового отсека, почти целого и неповрежденного огнем, так как был он собран большей частью из стекла и легкого металла. Но хоть пламени не было видно, за обломком тянулся дымный след, и кружились в нем несколько фигур в темных одеяниях, падали, безвольно раскинув руки или переломившись в пояснице - молчаливые и мертвые, будто пригоршня гнилых орехов, сбитых ветром. Впрочем, один был жив, и Дженнак попытался удержать его - конечно, не руками, а той незримой и странной силой, что рождалась в нем в миг опасности, когда чувства натянуты и напряжены словно тугая кожа боевого барабана.
Когда-то - безумно давно!
– Че Чантар, кинну, отец Чоллы и повелитель Арсоланы, говорил ему об этом... Говорил, что придет к нему нужное уменье, придет с великой бедой или с великой радостью, с грузом страданий или с улыбкой счастья... Так оно и пришло - в день горести и славы, когда триста его бойцов защитили Святой Цоланский Храм, сгорели в гавани вместе с «Хассом», пали на ступенях храма и в самом святилище, перед ликами богов, у подножий их статуй... В день, когда погиб Урт- шига, второй его телохранитель-сеннамит, когда проткнули дротиком Ирассу, убили Амада, певца из бихарских пустынь, искавшего мудрость и справедливость, а нашедшего смерть... В день, когда Сфера, наследие богов, раскрылась по его желанию, явив потрясенному, залитому кровью Цолану Скрижаль Пророчеств, пятую из Святых Книг...
С той поры минуло много лет, и многому он научился: сперва - отклонять невесомые клочья дыма, играть туманом; потом - подбрасывать песчинки, двигать легкие палочки фасита; а после - останавливать в полете стрелы, сшибать их на землю мысленным усилием. И, наконец, он смог приподнять больший груз - камень размером с кулак, светильник из бронзы, ловчего пса, пушистую ламу... Способность эта была ограниченной; он быстро уставал, манипулируя с громоздкими предметами - вероятно, не потому, что были они тяжелы и неподъемны для ментальной силы, а от того лишь, что казались они тяжелыми. Он был уверен, что не сможет сдвинуть гору - и гора не покорялась ему; он твердо знал, что приподнимет человека - к примеру, самого себя - и удержит в воздухе пять или шесть вздохов - и это выходило, хоть затем он весь покрывался липким потом. Увы, он не был птицей! Скорее, летучей рыбой, что скользит над водами и с неизбежностью погружается в них, завершив свой краткий полет.
К счастью, воды и берег Байхола находились близко, и это сулило спасение. В какой-то момент - представляя, как воздух делается плотным и начинает поддерживать их тела - Дженнак понял, что не сумеет достаточно его сгустить, что сил у него на троих не хватит, а значит, врежутся они в сосны или в скалы на слишком большой скорости; может, и останутся живы, но живого места на них не найдешь. И потому, стиснув зубы и чувствуя, как выступает испарина на висках, он продолжал давить невидимый ментальный пресс, ту плотную подушку, что замедляла их падение. Они летели не только вниз, но и к западу, со скоростью ветра, который еще так недавно гнал «Серентин» над облаками; и каждое выигранное мгновение приближало их к байхольским волнам.