Джихангир-Император. Прошедшее продолженное время
Шрифт:
Но он сообразил, что показать страх и досаду – верная дорога к церковной анафеме. Князь, вопреки обыкновению, дал ему дельный совет.
Папа не спеша поднялся, сунул рукопись в сумку и продолжил, импровизируя на ходу и подделываясь под церковного проповедника:
– Божии мельницы мелют медленно. Оттого после неслышного людям трубного гласа прошло еще четыре месяца, прежде чем беда предстала во всем своем безобразии. В один день, 13 августа, плоды земные, скотина и птица налились ядом, от которого вымерли целые сельские регионы.
Бедствие почти не коснулось Москвы. После
Улицы понемногу опустели, движение на дорогах почти прекратилось. Из общественного транспорта осталось только метро, да и то поезда ходили с большими перерывами.
Правительство разбежалось и сгинуло. Власть перешла к военным и милицейским, которые жестоко подавляли малейшие проявления недовольства, грабили, насиловали и убивали жителей. Деньги были отменены. Люди работали за паек, убирая трупы с улиц и очищая от мертвых дома.
С каждым днем становилось яснее, что город вымрет до последнего человека. На выездах появились блокпосты, которые не давали уйти из столицы. Волков и его люди не хотели погибать посреди холодного бетона и асфальта. Они стали готовить побег: собрали оружие, инструменты, транспорт.
За Волковым следила группа тайного сыска, а один из агентов был внедрен как его ученик и последователь. Дальше вы все знаете. После предательства и попытки убийства гнев Избранного был ужасен.
Ночь Огня уничтожила многих причастных. Но некоторые из них выжили. Им в руки попали запасы микропористого стекла, джаггернауты и заряды к ним, переносные и стационарные биогенераторы.
Враги укрылись в подземке, где больше не ходили поезда, и пережили то самое страшное время, когда землю окутала смерть…
– Это мы знаем, – недовольно заметил Юрий Дуболомов, который протолкался к самому огню. – Ты, архивариус, нам обьясни, отчего мы остались нормальными, а они в метре своей в вампиров превратились.
– Они не вампиры в научном смысле этого слова. Они не пьют кровь, – возразил отец.
– А чего же они такие, эти метрополитеновские? – нетерпеливо напомнил Дуболомов-средний.
– Чтобы выжить под землей, они использовали «светлячки», мобильные генераторы, которые давали энергию, близкую к той, что была на поверхности Земли раньше. А наши предки наверху усиливали генераторами собственный потенциал и приспосабливались к изменениям.
Когда изменения стабилизировались, новая энергетика Земли стала губительной для тех, кто пережил катастрофу внизу. Но излучение с поверхности все равно медленно проникает туда, в тоннели и на станции, превращая жителей метро в осклизлые мешки с дерьмом.
Оттого они делают свои эмиттеры биополя все более мощными и высасывают жизнь из пленников. Их генераторы хоть и дают возможность существования, все равно это подделка. Чтобы жить, вампир должен подпитываться от живой плоти.
Ответом отцу был тяжелый вздох.
– Насосавшийся энергии немертвый похож на человека. Вы можете не почувствовать разницы. Но, стоит ему взглянуть вам в глаза, вы не сможете сопротивляться и
– Как же убить гадов, наука? – спросили сразу несколько голосов. – Светом? Чесноком? Серебром?
– Я вас уверяю, что, вопреки суевериям, вампиры не боятся солнечного света. Под прикрытием сильного стазисного поля вампир прекрасно чувствует себя при любой освещенности.
– Мы лет семь тому мартвяка метростроевского споймали. Так он на рассвете за пять минут в жижу превратился. Как же так? – спросил немолодой военный.
– Я помню, – ответил отец. – Мы его ночью взяли в плен и несли до утра, чтобы целым доставить для опытов. С него капала разлагающаяся плоть, он выл от боли, но все же оставался живым. Но с восходом солнца энергетика местности из почти нейтральной стала активной, яньской. И бедолага растекся, несмотря на то, что мы его изо всех сил накрывали от света.
– Так оне енергии ентой боятся?
– Верно, – сказал отец. – А энергию эту накапливает дерево, лук, чеснок. Боятся вампиры и самогона, особенно если настоять его на ядреном чесноке. Если немертвый подойдет, лучше всего облиться из фляжки, которая должна быть у каждого под рукой…»
Эндфилд остановился, собираясь с мыслями, и вернулся к тексту.
«…Тут все пропало. Какое-то время меня преследовали чудовищные глюки, когда, оставаясь мальчиком Данькой, я вдруг то оказывался перед пультом управления капсулой, то нырял в темно-красную глубину женской утробы, слушая стук материнского сердца. Через мгновение, а может, минуту или час все успокоилось. Я отметил, что это сработала контрольная программа, которая давала возможность просматривать только значимые участки воспоминаний…»
Джек пропустил красочное, но совершенно бесполезное описание видений и перешел к воспоминаниям мальчика.
«…Сентябрьское солнце миновало точку кульминации и клонилось к закату. Его лучи утратили летнюю жгучесть, но давали тепло, хотя в тени было прохладно. Скрипели колеса, и мерно тюкала копытами Маруська. После Покрова местность изменилась. Лес поредел, отодвинулся от дороги, появились обширные луга. Бесконечная дорога, поросшая травой, стала видна до горизонта. Впереди двигались конные разведчики, следом за ними тяжело шагала пехота. Князева дружина в броне двигалась впереди нас.
Я сидел рядом с отцом и через его плечо наблюдал, как тот старательно выводит в большой черной тетради с желтыми от времени страницами «в лето 2638».
– Ты не устал? – спросил он, виновато посмотрев на меня. – Третий день. И зачем я тебя с собой взял?
– Мне интересно, папа.
– Интересно, – ворчливо говорит отец. – В старых книгах написано, что до Мертвого города можно было доехать за четыре часа.
– Иди ты, – удивился дядя Федор. – Это как же надо ехать. У моей кобылы ноги бы отвалились так бежать.