Джип, ноутбук, будущее
Шрифт:
В глубине Лиговки.
Наверное, не только в Петербурге — и не только начала двадцатого века — можно наблюдать такое странное явление: идешь по улице, вроде все тихо, мирно, чисто, прохожие гуляют, дамы с собачками, дети с боннами — ну или с смартфонами, от эпохи зависит — приличный город, приличное место. Но стоит от этой самой приличной улицы свернуть чуть в сторону, буквально на два шага…
Мама дорогая!
Ты попадаешь в самые натуральные трущобы, где на ум приходит только слова «постапокалипсис», где пахнет мочой и помойками,
Вот и здесь — спросив у прохожего, где находится искомый адресок, они с Чуковским свернули в арочные подворотни, и попали в параллельный мир.
Целый лабиринт, из подворотен, проездов, проходов, черных лестниц, из которых тянуло тухлой капустой, сырыми подвалами и нищетой. Не хватало только Минотавра. И Ариадны, потому что без нее здесь — никуда. Впрочем, к здешним ариаднам Руслан не прикоснулся бы и палкой — он хорошо помнил спич о распространенности сифилиса, выслушанный еще в Луге — а Минотавр…
А вот, кстати, и он.
Из какой-то темной щели, казалось — прямо из стены, из тени, вылепилась мутная фигура:
— Что за господинчики тут ходют? Тута проход платный!
В качестве своего права на сбор мыты «Минотавр» предъявил потемневший, чуть проржавевший, но от этого не менее длинный и широкий нож.
— Деньгу давай!
«Минотавр», то есть здоровенный мужик неопределенного возраста, в мятой валяной шапке и черном овчинном полушубке — причем черным вовсе не оттого, что на него пошла шкура черной овцы — пахнул на остановивших искателей затерянного Ковалева ядреной смесью самогона, табака и портянок. Причем, судя по аромату, портянки то ли входили в состав табака, то ли на них настаивали для крепости тот самый самогон.
— Чего стоите! Давай! — грабитель — ну а кто? Не свидетель Иеговы точно — широко взмахнул ножом.
— Валух, Валух… — произнес укоризненный голос, и из теней соткалась еще одна фигура.
Новопоявившийся одет был почище грабителя, по крайне мере, полушубок был белым, как и намотанный на шею шарф, а кепочка блестела лаковым козырьком, надвинутым на глаза так низко, что из-под него виднелись только гладко выбритый подбородок и тонкие губы, искривленные в легкой усмешке.
Минотавр сдулся.
— Дык я… Это… Вот… — он обвиняющее ткнул ножом в сторону Лазаревича, мол, это вот эти виноваты, ходют тутова, честных людев смущают.
— Заветрись.
Минотавр исчез. Руслан выдохнул и выпустил рукоять «браунинга», которую до этого стискивал, лихорадочно решая, стоит ли уже стрелять и если стрелять — то КУДА?
Таинственный спаситель спокойно шагнул вперед, подошел к тревожно рассматривающим его Лазаревичу и Чуковскому, осмотрел их — так и не показав лица — после чего обратился…
К Чуковскому.
— Что ж это вы, Николай Эммануилович, так собой рискуете?
Глава 22
Раньше, чем в голову Руслана успела
Попытавшись выхватить.
Пистолета в кармане не было.
— Хорошая вещь пистолет… — ернически произнес таинственный незнакомец, покачивая в обеих руках два «браунинга». Похоже, Чуковский тоже лишился своего преимущества, — Только сноровки требует. А без сноровки, как говорят, и блоху не убьешь.
С этими словами он спокойно и мирно протянул оба пистолета владельцам. Руслан осторожно взял свой, проверил обойму… Патроны были на месте.
Что вообще происходит?!
— Откуда вы меня знаете? — Чуковский опомнился первым и решил, что если вероятный противник идет на контакт, то стоит начать с переговоров.
— Кто ж вас не знает, Николай Эммануилович! — по голосу было непонятно, серьезно говорит незнакомец или глумится, а лицо его по-прежнему скрывалось за козырьком кепки, — Читывали ваши статьи, читывали… Как вы славно Пинкертона-то причесали.
Лицо Чуковского можно было фотографировать и эту самую фотографию вклеивать в энциклопедию, в качестве иллюстрации к статье «Растерянность». Руслан подозревал, что его лицо тоже сойдет.
— Какие интеллигентные грабители пошли… — пробормотал он, просто чтобы сказать хоть что-то, а не стоять растерянным столбом.
— Не грабитель я, — с укоризной произнес незнакомец, — Вор карманный, марвихер, по-нашему, а грабить мне нужды нету, меня пальцы кормят. Стану я их ножом или еще каким гасилом пачкать…
— А я только было хотел спросить, как вы меня в лицо узнали… — произнес Чуковский, — А так — понятно.
— Ага, — весело улыбнулся карманник.
— Можно и мне объяснить, а то мне что-то нифига неясно, — взмолился Руслан, и без того прибитый общим абсурдом ситуации.
Стоишь в лабиринте дворов Петербурга рядом с Чуковским и разговариваешь с вором, который этого самого Чуковского откуда-то знает. И, самое главное — будущий дедушка Корней оттуда-то знает этого вора.
Единственное, что хоть как-то объясняло происходящее — место действия. До сего дня Лазаревич посмеивался, слыша выражения вроде «Мистический Петербург». Больше не будет. Он уже готов поверить, что Петербург в какой-то мере живой и одушевленный и может в любой момент подкинуть сюрприз тем, кто относится к нему недостаточно уважительно. Или просто так, ради шутки.
— Марвихеры — элита преступного мира, карманные воры, которые проникают на приемы, притворяясь людьми из общества, — пояснил Чуковский, — Там наш неожиданный аноним меня и видел.
— Ума вам не занимать, Николай Эммануилович, только что ж вы с таким умом по Лиговке бродите? Если б не я — попали б, как черт в рукомойник.
— Товарищу своему помогаю.
Из-под кепки блеснул острый взгляд:
— Кто таков? Не купец, не дворянин, не чиновник, не крестьянин… Прямо загадка, а не человек. По выговору вроде немца, но не немец… Погодите-ка… Уж не вы ли американский инженер из мастерских Фрезе? Как вас там… Макаревич… Мазуревич…