Джоконда и паяц
Шрифт:
– Что за проект?
– Рекламный. Косметическая фирма избрала Ольгу «лицом» своей новой марки. Я говорил с их генеральным директором. Он жутко сожалеет, что Слободянская не сможет представлять их продукцию на рынке. Они-де возлагали на Ольгу большие надежды, а та подвела.
– Значит, с работой у нее было все хорошо?
– Получается, так, – кивнул оперативник.
– А в личной жизни?
– Имеешь в виду несчастную любовь?
– Что-то же заставило ее броситься вниз с восьмого этажа.
– Вряд ли это любовь, – покачал
– Много?
– Достаточно. В квартире при осмотре обнаружили початую бутылку французского коньяка и один бокал с отпечатками пальцев хозяйки.
Лавров подумал, что убийца, – если Ольгу все же вытолкнули в окно, – убрал за собой следы. Нынче все подкованные: детективы читают, сериалы смотрят, знают, как себя обезопасить.
– Наркотой покойная не баловалась? – спросил он.
Оперативник перестал жевать и потер стриженый затылок со словами:
– Сам ее образ жизни был наркотиком. Деньги, роскошь, всеобщее восхищение, богатые поклонники, продажный секс…
– Почему непременно продажный? – улыбнулся Лавров.
– Такие девицы используют Божий дар на всю катушку. Торгуют и лицом, и телом. Пока молоды, пока красота не увяла, надо успеть сколотить капитал или обстряпать выгодный брак. Это типа гонка с препятствиями. Не каждый выдерживает. Видимо, у Слободянской нервишки оказались слабые, сдали.
– Шаткий довод.
– Женщины – существа непостижимые, – пожал плечами полицейский. – Красивые женщины тем более. Взять хоть Мэрилин Монро. Чего ей не хватало, по-твоему? А поди ж ты, злоупотребляла алкоголем, транквилизаторами и вообще… слыла истеричкой, скандалисткой и умерла во цвете лет. Известность и красота – тоже испытание на прочность.
– Других вариантов, кроме самоубийства, вы не отрабатывали?
– Почему же? – обиделся парень. – Отрабатывали, как положено. Только следов насилия на теле погибшей не было. В квартире она находилась одна…
– То есть присутствие кого-то постороннего не установлено, – ввернул Лавров.
– Ну да, – кивнул оперативник. – Дверь была закрыта, следов взлома эксперты не нашли.
– Это еще не доказывает, что Ольге никто не помог отправиться на тот свет. Допустим, она знала убийцу и сама впустила его, а потом тот просто ушел и захлопнул за собой дверь.
– Ты прав. Только этого мало для возбуждения уголовного дела, сам знаешь. А пальчиков в доме Слободянской хоть отбавляй. К ней часто заходили подружки, о мужиках нечего и говорить. Каждого можно огульно заподозрить. Ты попробуй собрать конкретные доказательства!
– Поквартирный обход делали? Что соседи сказали?
– Никто ничего не видел и не слышал. Люди, которые находились дома, занимались своими делами. Кстати, Ольга выбросилась из окна белым днем, когда большинство сознательных граждан работают, а не прохлаждаются. Короче, ее смерть признана суицидом, и точка.
– Точку
– Ты-то с какой стати копаешь?
– У меня частный интерес.
– Тебя наняли вести расследование? – прищурился полицейский. – Кто? Один из безутешных любовников Слободянской? Среди них наверняка есть влиятельный папик с тугим кошельком. Ну, бог в помощь, коллега.
– Вы отрабатывали окружение погибшей?
– Конечно.
– Формально или на совесть?
– Мы, если ты в курсе, завалены делами по горло, – раздраженно заявил оперативник. – Башка кругом идет! Будь смерть Ольги насильственной, это стопроцентный «висяк». Денег нам за дополнительную беготню никто не предлагал, так что сам понимаешь…
Лавров понимал. В шкуре рядового убойщика совсем не сладко. Сутками на ногах, голодный, холодный, издерганный. И со всех сторон прессуют.
– Ладно, я без претензий, – миролюбиво произнес он, протягивая парню руку для пожатия. – Спасибо за информацию.
– Обращайся, – смягчился тот. – Чем сможем, подсобим.
Из пиццерии Лавров поехал в Строгино искать картину «Рождение московской Венеры».
То, что он увидел, поразило его до глубины души.
Полотно занимало всю стену и сразу бросалось в глаза. Фигура обнаженной богини любви светилась подобно драгоценному опалу на фоне лазурного неба и прозрачной бирюзы моря. Ее золотистые волосы развевал ветер.
В галерее никого не было, кроме хозяйки и единственной посетительницы, которая застыла у той же картины, что и Лавров. Они взглянули друг на друга и улыбнулись.
– «Девушка божественной красоты колышется, стоя на раковине, гонимая к берегу сладострастными Зефирами…» – с завистливым восхищением произнесла посетительница.
– Похоже на стихи, – оценил он.
– Это и есть стихи.
– Чьи? Ваши?
Молодая женщина покачала головой.
– Анджело Полициано, – ответила она. – Итальянский поэт. Он жил в пятнадцатом веке.
Романа не смущало собственное невежество. В обществе Глории он нередко попадал впросак и привык держать марку, несмотря ни на что.
– Вам нравится? – спросила посетительница, указывая на полотно.
– Очень.
Она сама чем-то смахивала на Венеру: стройная, светлоглазая, длинноволосая…
В «Потешный» театр бывший опер приехал под впечатлением от Венеры. Он в прямом смысле слова обалдел.
«Художнику вполне удалось передать манеру Боттичелли и в чем-то даже превзойти его, – заметила хозяйка галереи. – Хотя бытует мнение, что старые мастера вне конкуренции. Взгляните-ка на Венеру Артынова! Она сияет, подобно утренней звезде. Опаловая кожа, золотые волосы, умопомрачительная фигура. Это далеко не классический идеал Возрождения. Это – сама весна, чувственная и трогательная в своей наготе. Она не знает ни стыда, ни страха».