Джоконда и паяц
Шрифт:
– Не понадобится, – дернул подбородком Лавров. – В конце концов, это не наше дело. Никто не поручал нам раскрывать кражу.
– Согласна.
– Послушай… что такого в этой «Джоконде»? Я имею в виду картину Леонардо да Винчи. Почему она так ценится? Почему ей поклоняются? Копируют? Почему она не сходит с обложек журналов? Ей-богу, мне не понятно! Я спрашивал Рафика как художника. Тот нагородил всякой чепухи. Мол, Леонардо был гением, магистром тайного ордена и чуть ли не сверхчеловеком. В портрете Моны Лизы он, якобы, зашифровал
– Фрейду в уме не откажешь.
– В чем блаженство и в чем угроза? Можешь объяснить? – недоумевал Лавров. – Лично я не вижу в этой картине ничего особенного. Потрескавшаяся доска, тусклые краски, женщина, которая не в моем вкусе. Во всяком случае, красавицей ее можно назвать с натяжкой. Ясно, что идеал красоты у всех разный, но…
– Мона Лиза пережила века, и с каждым годом слава ее растет. О ней пишут и спорят, из-за нее теряют рассудок. Она будит в людях возвышенное и низменное. Не зря же ее защитили пуленепробиваемым стеклом.
– Рафик говорил, что над ее загадкой бьются лучшие умы. Одни твердят, что в образе Моны Лизы Леонардо изобразил себя. Другие намекают, что Джоконда вовсе не женщина, а мужчина, любовник великого мэтра.
– Существуют всевозможные толкования, и ни одно не удовлетворяет. Кстати, Артынов – не первый, кто привнес Джоконду в свое творчество. Этим грешили многие известные художники: Казимир Малевич, Марсель Дюшан, Фернан Леже, Сальвадор Дали… список длинный.
– Может, нет в ней никакой загадки? – буркнул Лавров. – Может, люди сами все придумали? А что, Леонардо был геем?
– Его сексуальная ориентация не имеет отношения к делу.
– Что же тогда имеет? Буйная фантазия искусствоведов, которые стараются перещеголять друг друга? Кто сочинит о Джоконде такую байку, что остальные засохнут от зависти.
– Это их работа, – улыбнулась Глория.
– Тебе не кажется, что вокруг предметов искусства накручено много небылиц? Потому они и вызывают нездоровый ажиотаж.
– Искусство – параллельный мир, который соприкасается с нашим, – вспомнила она слова карлика. – С творениями иного мира все непросто. На перекрестке надо быть начеку. Иначе попадешь в неприятности.
– Боже! Еще и параллельный мир… Я этого не вынесу.
– Ты сам спрашиваешь, – пожала плечами Глория.
– Разве искусство не должно облагораживать?
– Гениальные произведения искусства могут быть точками контакта параллельных миров. Через них на нас смотрят из зазеркалья, заглядывают нам в душу, говорят с нами. Существует обратная связь и опасность перехода.
Лавров невольно потянулся к ушибленному затылку.
– Ты хочешь сказать, что…
– Или в вазу, – засмеялась Глория. – И стать джинном. Добрым или злым. Это уж как карта ляжет.
Начальник охраны расстроился. С Глорией никогда не знаешь, чем кончится. Важное она обращает в шутку, шутке придает важность, и все это доводит до абсурда.
– Зря ты не сказала Кольцову, что его жену убили, – перевел он разговор на более понятную тему.
– А вдруг я ошибаюсь?
– Зато я уверен: тогда в «Пионе» за одним столиком с Алиной сидела Светлана Артынова.
– Ну и что?
– Подсыпать Алине какую-то дрянь в кофе могла либо она, либо Артынов во время сеанса.
– Либо! – выразительно произнесла Глория. – Это скользкий момент, Рома.
– Только не для тебя. Ты ведь знаешь, кто убийца. И не назовешь?
– Если это тебе поможет, изволь.
– Говори! Кто?
– Паяц.
Лавров помолчал, разглядывая узор на кухонных обоях. Сжал зубы. Глория вывела его из себя, и он боялся нагрубить ей, наговорить лишнего, о чем потом пожалеет.
– Паяц! – повторил он. – Скажи, что он поселился у Артынова в голове и заставляет его убивать натурщиц. Я не удивлюсь. Я привык ничему не удивляться.
– Ты сам кого подозреваешь? Светлану или ее бывшего мужа?
– Обоих, – мрачно улыбнулся Роман. – И кто из них Паяц?
Звонок сотового заставил его выйти в прихожую, где он повесил куртку. Телефон был в кармане. Лавров достал его, на дисплее высветился номер Ложниковой.
– Черт!.. Алло…
– Я некстати? – приглушенно спросила она. – У тебя голос странный.
– Уже ночь. Я сплю, – солгал он.
– Я звонила тебе раньше, но ты не брал трубку.
– Ездил по делам.
– Почему не перезвонил?
– Был занят!
Лаврова раздражал ее тон, ее вопросы. С какой стати он должен отчитываться?
– Мы можем встретиться?
– Сейчас? Исключено. Что за спешка? – он бросил взгляд в сторону кухни, где сидела Глория. Слышит она или нет? Впрочем, она слышит. У нее собственная «прослушка», которую ни заглушить, ни обезвредить.
– Это срочно, – настаивала Эмилия.
Он прикрыл губы ладонью и понизил голос:
– Твой муж дома?
– Спит. Я вышла на балкон поговорить с тобой. Мне страшно.
– А в чем дело? Что-то случилось?
– Артынов предлагает позировать для новой «Джоконды». За неимением лучшего и я сгодилась.
– Что?
– Светлана предупредила меня, но я ей не поверила. Я не думала, что у него хватит наглости позвонить мне.
– Он тебе звонил?
– Вечером, когда Валера мылся в душе. Откуда только номер раздобыл?