Джоконда и паяц
Шрифт:
– Светлану? Упаси бог. Она обожает Пикассо, а тот был садистом. Она мечтала о пылком испанском мачо, который устраивает в постели корриду. Наверное, я не удовлетворял ее.
– При чем тут постель?
– А при чем тут жена? – парировал художник. – Я не видел ее в другом образе, кроме предводительницы вампиров. Она платила мне презрением.
Эмилия подавила улыбку. В Светлане действительно было многовато эпатажа.
– Она считала меня бездарью и постоянно критиковала, – разошелся Артынов. – Небось до сих пор критикует. Мол, я заимствую чужие идеи, а мои образы никуда
Глава 30
Лавров ждал натурщицу за углом дома. Он сидел в машине и мучился от собственной раздвоенности. Занимаясь любовью с одной женщиной, он страдал по другой. Не мог отказаться от страсти к Эми, но и разрыв с Глорией казался ему невозможным. Они были связаны невидимыми нитями, которые оказались прочнее, чем он предполагал.
Вечер выдался темный, ненастный. Валил мокрый снег, дул ветер. За несколько минут белые хлопья залепили лобовое стекло «туарега».
Время сеанса подходило к концу, и Роман все чаще поглядывал на часы. Пора бы уже Ложниковой выйти. Не хватало, чтобы он проморгал и ее, как это случилось с Алиной. Правда, до окончания работы над портретом модели ничего не грозит, однако… раз на раз не приходится.
Лавров чувствовал ответственность за жизнь Эмилии. Ведь он сам посоветовал ей согласиться на условия Артынова. Она послушалась, и теперь он в ответе за нее.
Начальник охраны мысленно перенесся в свою квартиру, где они предавались бурным запретным ласкам.
Забывшись, он невольно назвал Эми Глорией. Та сделала вид, что не поняла.
«Если муж узнает, он меня убьет, – шептала она, отдыхая после любовных объятий на плече Лаврова. – Он жутко ревнивый».
«О чем узнает? О нас с тобой?»
«О том, что я позировала Артынову. Голая! Увидит картину и обо всем догадается!»
«Авось не увидит».
«А закон подлости?»
«Потребуй от Артынова гарантий, – предложил Роман. – Пусть продает полотно не через галерею, а через Интернет, например. Метелкин сетью пользуется?»
«Исключительно по вопросам бизнеса. Слава богу, живопись ему до лампочки».
«Ты придумала предлог для отлучек? Сеансов будет несколько, и тебе придется что-то объяснять мужу».
«Я сказала, что проведываю подругу в больнице. Кстати, это почти правда. Одна моя знакомая лежит в травматологии. Сложный перелом ноги».
«Он не вздумает проверить?»
«Валера? Надеюсь, что нет. – Она помолчала, собираясь с мыслями. – Все равно, я ужасно рискую, Рома. Мне страшно! Как вспомню, чем закончили Ольга и Алина, жуть берет».
«Не бойся… я с тобой».
Эта пошлая фраза вызвала краску смущения на лице Лаврова. К счастью, полумрак в комнате скрыл от Эмилии замешательство любовника.
Выполняя свое обещание, он взялся сопровождать натурщицу на сеансы, а после их окончания подвозить Эми домой. Он не представлял, каким образом поймает убийцу… но иного способа разоблачить злодея они с Глорией не нашли.
Безнаказанность способствует тому, что преступник расслабляется, наглеет и пренебрегает осторожностью.
По крайней мере, Глория не сомневается, что убийца так или иначе выдаст себя. А Лавров не раз убеждался в ее правоте.
«Невозможно любить женщину, которая способна предугадывать наперед и видеть скрытое, – думал он, вглядываясь в круговерть снежных хлопьев. – Я вынужден постоянно контролировать свои поступки и мысли. А они выходят из-под контроля, не подчиняются. Я чувствую себя без вины виноватым. Изменником, который не давал никаких обещаний. Предателем, который обманул оказанное доверие. Я перед Глорией как на ладони, а она наглухо закрыта для меня. Я понятия не имею, как она на самом деле ко мне относится, на что я могу рассчитывать, а на что мне не стоит надеяться. Я как лист, подхваченный ветром. Куда он несет меня, не ведаю…»
«Ты здесь не для того, чтобы заниматься рефлексией, Рома, – напомнил ему внутренний голос. – Не отвлекайся, иначе не справишься с поставленной задачей. Ты обязан уберечь Эмилию и поймать убийцу. Анализировать свои переживания будешь потом».
Лавров взглянул на часы и вышел из машины. Снежная пелена сразу отрезала его от всего вокруг, и он вслепую зашагал к парадному, откуда должна была выйти натурщица.
Рафик в это же время тайно дежурил в своей мастерской. Чтобы никто не напал на Эмилию на обратном пути, он должен был сопровождать ее и передать с рук на руки Лаврову.
Бывший опер не исключил Рафика из списка подозреваемых. Однако тот вряд ли решился бы на убийство в таких обстоятельствах.
«Только не спугни Артынова, – строго предупредил его Роман. – Пусть думает, что все идет по его плану».
«Неужели, он сам убивает? – вытаращил глаза приятель. – Вряд ли. Тут замешана магия. Их за руку не поймаешь!»
«Ты поможешь или нет?» – разозлился Лавров.
«Помогу, помогу. Что от меня требуется?»
«Будешь подслушивать и по возможности подглядывать, а в случае необходимости немедленно позвонишь мне».
Рафик заверил, что исполнит все в точности.
«Сема после сеанса обычно долго возится у себя в мастерской, – сообщил он. – Колдует над полотном, что-то доделывает, переделывает. Он выпроваживает натурщицу за дверь и остается священнодействовать. Называет это послевкусием. Глупое словечко, да?»
Сначала Лаврову все в этой истории казалось глупым. Но теперь его мнение изменилось. Каждая деталь могла иметь решающее значение, и он боялся упустить любую мелочь.
В парадном он едва успел отряхнуться, как вверху послышались шаги по лестнице. Спускались два человека. Это были Рафик и Ложникова.
– Доставил в целости, – доложил художник. – Подкинете меня до метро?
– Как все прошло? – спросил Роман, когда они с Эмилией остались одни в машине. – Артынов показал тебе снимки?
– Да. Мне хотелось сквозь землю провалиться. Они омерзительны. И Артынов омерзителен. Строит из себя гения, которому все позволено и простительно за его талант.