Джонни Бахман возвращается домой
Шрифт:
Ганка злится.
Маленькая красная звездочка на прощание.
Когда Джонни проснулся, он сразу почувствовал, что произошли какие-то перемены. Ни Ганки, ни Пети в повозке не было, лежали лишь помятые одеяла. Потом он услышал какие-то незнакомые звуки.
Отбросив одеяло, Джонни выглянул наружу. Все повозки, в том числе и та, в которой он находился, переменили свое местоположение. Они выстроились в колонну у самых палаток. Появилось много
В одной из групп Джонни увидел Ганку. Она была одета так же, как и в тот день, когда они познакомились: льняное, полинявшее платье, ватник, сапоги, за спиной неизменный карабин. На голове у нее была фуражка с красной звездочкой.
Девушка стояла, слегка наклонившись вперед. Казалось, она отчитывала кого-то, так как кулаки ее были сжаты, а через лоб от тонких, мягко изогнутых бровей пролегла вверх морщина.
Джонни слез с повозки. Теперь он увидел и Петю. Тот стоял перед Ганкой и водил носком сапога по земле, на лице его застыло виноватое выражение.
— Дурак! — выговаривала Ганка. — Набитый дурак!
— Что случилось? — удивленно спросил Джонни.
Девушка недовольно пробурчала что-то себе под нос.
Только сейчас Джонни заметил, что некоторые палатки исчезли. Повсюду валялись шесты, колышки, канаты, груды матрацев и разобранные железные койки.
— А, это ты, — сказала Ганка, увидев Джонни. Голос ее зазвучал немного приветливей. — Тебе надо обязательно зайти к товарищу Ешке. Он хочет о чем-то поговорить с тобой!
— А где он? — спросил Джонни. — Здесь все теперь по-другому. Его палатка еще на месте?
Девушка огляделась.
— Нет, — сказала она, — палатки уже нет. Он, должно быть, в первой группе раненых. Только побыстрей, времени осталось мало!
Джонни побежал к палаткам. Флага с красным крестом не было, его убрали. Он мельком заглянул в палатку, служившую операционной. Там лежали какие-то ящики и бутылки. Около неразобранных еще палаток сидели и лежали раненые. Основная часть их была уже на повозках и грузовиках.
На одной из повозок Джонни увидел молодого солдата с раздробленной ногой, а рядом — Эрнста Ешке, который лежал, положив голову на свою туго набитую полевую сумку. При дневном свете лицо его казалось каким-то одутловатым. Глаза закрыты, глубоко ввалились. Щеки, еще более бледные, чем вчера, отвисли.
Джонни осторожно дернул за ремешок полевой сумки.
— Алло, товарищ Ешке, это я, — тихо сказал он.
Ешке открыл глаза, прищурился от утреннего света и тут же снова закрыл их.
— Это ты, дружище? — спросил он через секунду.
— Да, я.
Ешке попытался повернуть голову, и это удалось
— Поднимись чуть повыше, — негромко проговорил он, — чтобы я мог тебя видеть.
Джонни встал на колесо и ухватился руками за верхний край повозки.
— Вот так лучше. Где ты пропадал вчера после обеда?
— Я играл с Петей.
— Значит, ты все же нашел его.
— Что тут такое происходит? — спросил Джонни.
— А, — вздохнул Ешке, — медсанбат перемещается вперед, так как фронт продвинулся. А нас всех отправляют в тыл.
— Куда же вас отправят?
Ешке молчал, наморщив лоб. Через некоторое время глухо пробурчал:
— Куда-куда! В настоящий большой госпиталь — за Одером, за Вислой, за Днепром, на Москве-реке — откуда я знаю…
— Жаль, — сказал Джонни, — тогда мы совсем не сможем больше встречаться.
Ешке попробовал засмеяться, это у него получилось натянуто.
— Да, из этого, видимо, ничего не выйдет.
Раненых быстро грузили на машины и повозки. Одного раненого вели два солдата. Это был летчик. На нем был кожаный комбинезон, а на голове — шлем с большими очками, какие Джонни видел у мотоциклистов. Руками летчик опирался на плечи солдат. Одна нога была согнута, а другой он отталкивался от земли.
Молодой солдат, бывший тракторист, сидевший рядом с Ешке, крикнул летчику что-то ободряющее и показал на свое забинтованное бедро с шинами. Летчик посмотрел на него, кивнул и двинулся дальше к одному из грузовиков. Там ему помогли влезть в кузов.
— Почему тебя не посадили на грузовик? — поинтересовался Джонни.
— Я так захотел, потому что здесь спокойнее, — ответил Ешке. — Мне приятнее ехать медленно, смотреть на небо. Ни тебе шума моторов, ни дыма. Знаешь, поднимись-ка чуть повыше, а то мне приходится громко говорить.
Джонни поднялся и наклонился поближе к Ешке.
— Что же будет с тобой? — спросил Ешке.
— Я не знаю, — пролепетал Джонни.
— Но ты все еще хочешь попасть домой?
— Хочу.
— В Берлин?
— Да.
— Это правильно, — сказал Ешке, — тебе обязательно надо туда. Я дам тебе хороший совет: лучше всего тебе держаться этого медсанбата, пока не кончится война.
— А мне разве разрешат?
— Разрешат. Я позабочусь об этом.
— Спасибо! — поблагодарил Джонни.
— Не надо благодарить, — возразил Ешке. — Я хочу, чтобы ты тоже сделал мне одно одолжение.
Он вдруг закашлялся. Одеяло, лежавшее у него на груди, поднималось и опускалось. Кашель скоро перешел в приступ, который никак не прекращался. Быстро подбежала санитарка. Она дала ему выпить из фляжки. Через некоторое время он успокоился.
— Вытащи осторожно из-под головы мою полевую сумку, сынок! — попросил он.
Джонни потянул за ремешок, Ешке приподнял голову.
— Теперь открой ее!