Джонни, будь паинькой

Тун Пейдж

— Мег, ну что за глупости. Теперь это и твой дом тоже. — Он отпускает мою руку. — Знаешь, что, — продолжает он, замечая, какой солнечный выдался день, — пожалуй, я присоединюсь к тебе. Сейчас вернусь.

Он уходит в дом, а я все равно завязываю саронг, чувствуя себя слишком раздетой в бикини. Я снова залезаю на шезлонг и хотела бы остаться сидеть, но знаю, что буду смотреться выгоднее, если лягу, слегка подняв одну ногу, как советуют женские журналы. Я протягиваю руку назад и еще раз поправляю спинку шезлонга, чтобы иметь возможность лечь и скрыть

непрошенные складки на животе. Но мои пальцы соскальзывают, и спинка с грохотом опускается прямо мне на ладонь.

— АЙ-ЯЙ-ЯЙ-ЯЙ-ЯЙ! — кричу я, пытаясь высвободить руку.

В мгновение ока Джонни оказывается рядом со мной и рывком поднимает спинку шезлонга.

— АЙ! — Слезы жгут глаза, пока я изучаю свою ладонь. Поперек, там, где она оказалась зажата, ее украшает вмятина ярко-красного цвета.

Джонни осторожно берет мою руку в свои. Из одежды на нем только плавки. Это приятно отвлекает от синеватого оттенка, который начинает приобретать моя ладонь.

— Ты в порядке? — беспокоится он.

— М-м-м, — киваю я, вытирая слезы здоровой рукой, пока он баюкает распухшую.

— О, — с нежностью говорит Джонни. Я шмыгаю носом. — Я схожу за льдом.

Он приносит из бара лед, завернутый в кухонное полотенце. Я морщусь, когда он прикладывает холод к моей ладони. Будь на месте Джонни кто-то другой, я бы предпочла держать лед сама, но сейчас терплю боль только ради того, чтобы быть к нему поближе.

— Теперь лучше? — спрашивает Джонни спустя некоторое время.

— Намного лучше, спасибо.

Он отпускает мою ладонь и поднимает солнечные очки на лоб. Глаза у него красные и воспаленные.

— Бурная выдалась ночка? — задаю вопрос я.

— Да, — отвечает Джонни, бросая на меня взгляд. — А у тебя?

— Спасибо, ничего.

— Долго вы оставались?

— Нет, ушли вскоре после того, как ты пошел наверх. Парни, с которыми ты был, они из рок-группы?

— Что? А, ну да, — рассеянно подтверждает он, ложась на спину в своем шезлонге.

Мне хочется спросить его про азиатку, но Джонни, похоже, не в настроении болтать, так что мы некоторое время нежимся под солнечными лучами в тишине. Ужасно жарко. Меня вдруг посещает мысль.

— Ты намазался кремом от загара? — обращаюсь я к боссу.

— Не-а…

— Джонни, ты же обгоришь.

— Не-а.

— Не спорь со мной, — говорю я, протягивая руку под шезлонг и вытаскивая из пляжной сумки свой крем с солнцезащитным фактором 30. Даю ему тюбик. — Не хочу, чтобы ты заработал рак кожи.

— Тогда намажь мне спину, — предлагает он и переворачивается.

— Э-э-э, конечно…

Спина у Джонни теплая и загорелая, а левую лопатку украшает татуировка. Плавки едва прикрывают заметную белую линию загара, и я стараюсь нанести крем как можно ближе к ней, не заводя руку внутрь. Поерзав, Джонни чуть стягивает плавки вниз, чтобы мне было легче. Я быстро размазываю крем и сажусь обратно в свой шезлонг.

— Готово.

— А как насчет переда? — спрашивает он, переворачиваясь обратно.

— Живот себе

ты и сам прекрасно можешь намазать.

— Спорим, ты была бы не против это сделать, будь я из группы «Тейк Зет», — замечает Джонни.

Мысль об этом вызывает у меня приступ громкого смеха.

— Сознавайся, ведь так? — негодующе настаивает он.

— Только будь ты Джейсон Оранж, — отвечаю я.

— Это который из них? Мерзкий коротышка?

— Нет! — восклицаю я. — Джейсон, он… Ох, кончай меня заводить, — говорю я, увидев, что Джонни улыбается. — Намажься чертовым кремом и прекрати ныть.

— Как рука? Получше? — Он снова дотягивается и берет мою ладонь.

— Намного лучше, спасибо.

В эту минуту из-за дома выходит Сантьяго. Я инстинктивно вырываю руку, а Сантьяго замирает на месте.

Джонни небрежно снова надевает солнечные очки и продолжает загорать.

Сантьяго подходит к бассейну и украдкой бросает на меня понимающий взгляд.

— Я руку прищемила, — объясняю я, но это звучит неубедительно. Сантьяго принимается вытаскивать из бассейна машинку для очистки, не обращая на нас внимания.

Я ложусь обратно в шезлонг, стараясь не показать, как мне неловко. В конце концов Сантьяго заканчивает работу и уходит.

Жара становится почти невыносимой. Мне не терпится вернуться в дом, но я не хочу расставаться с Джонни, хотя наверняка сгорю, если останусь на солнце надолго.

— Не сходить ли нам сегодня в «Плющ»? — вдруг предлагает Джонни. У меня, должно быть, удивленный вид, поскольку он продолжает: — Мне у них очень пицца нравится.

— В «Плющ»? Но разве мы там не попадемся фотографам? — с бьющимся сердцем спрашиваю я.

— Ну и что?

— Не думаю, что Серенгети будет рада увидеть нас на страницах таблоидов. Не то чтобы я кого-то интересовала, — быстро добавляю я.

— Да кому какое дело? Это все полная фигня.

— Хорошо, я закажу столик.

— Круто.

Я действительно собираюсь на ужин с Джонни Джефферсоном?

Спешно убегаю в дом, чтобы позвонить в ресторан, пока он не передумал. Метрдотель уверяет меня, что нас будет ждать прекрасный романтичный столик. Я пытаюсь объяснить, что романтичным он быть не обязан, но не хочу, чтобы показалось, словно я придаю этому слишком большое значение.

Возвратившись, обнаруживаю шезлонг Джонни пустым. Предположив, что он скоро вернется, я продолжаю загорать, но его все нет и нет, тогда решаю пойти и сказать ему, на какое время я сделала заказ.

Прожив в доме две недели, я наконец набираюсь смелости постучать в дверь спальни хозяина.

— Заходи, — зовет он из глубины комнаты. Я неуверенно подчиняюсь.

Спальня выглядит огромной и в отличие от остальных выходит окнами не на деревья в саду позади дома, а простирается до фасада здания и открывает безупречный панорамный вид на город. На стенах развешаны черно-белые фотографии рок-звезд – от Джима Моррисона до Мика Джаггера, многие из них с автографами. Середину комнаты занимает огромная кровать.