Джонни Тремейн
Шрифт:
Джонни стиснул кулаки. «Вот об этом говорил Джеймс Отис, — подумал он. — Мы и за это сражаемся. Если человек всего лишь рядовой солдат, значит, с ним можно обращаться, как с чурбаном?»
Скрипя уключинами, подъехала третья лодка, и Джонни услышал, как кто-то сказал:
— Полковник Смит.
В этой лодке находилось всего двое раненых — это были офицеры. Нелегко было поднять толстого полковника со дна шлюпки. Его перекатили на носилки и понесли в госпиталь. Пуля прострелила ему ногу. Джонни всегда видел полковника румяным от выпитого коньяка и преисполненным гордости за собственную
Второй офицер выкарабкался из лодки без посторонней помощи. Свет факела внезапно озарил его смуглое молодое лицо со сжатыми губами, которые словно боялись пропустить стон боли. Одна рука на перевязи, повязка в крови. Рэб, о Рэб! Но нет, конечно, это был лейтенант Стрейнджер.
Джонни инстинктивно подался вперёд, чтобы помочь ему, так как все были заняты раненым полковником, и предоставили лейтенанта самому себе, но вовремя спохватился. Какая удивительная вещь — война! Ещё на прошлой неделе — да что там, вчера! — этот человек был чуть ли не другом его. Лейтенант Стрейнджер с трудом, преодолевая острую боль, зашагал к госпиталю.
Ещё лодка, ещё раненые. Джонни было тяжело на них смотреть. Серые, искривлённые губы. Запавшие глаза. «Уходить нельзя… Я должен тут оставаться и ловить случай, чтобы переправиться на тот берег».
Затем стали прибывать остатки войск полковника Смита. Целые сутки провели они в походе, по большей части под огнём. Не пили и не ели. Вылезая из лодок, солдаты успевали обменяться вопросами и ответами с теми, кто их встречал. Джонни, пожалуй, не мог бы сообщить доктору Уоррену точное число убитых и раненых среди англичан, но одно было ясно: сами англичане считали, что их потери были велики.
Последним из подначальных полковника Смита вернулся майор Питкерн. У него вид был бодрый и уверенный, как всегда. Нас побили — подумаешь! Старый морской пехотинец и не такое видывал. Когда он ступил на берег, солдаты, скучившиеся вокруг парома, вдруг приободрились.
— Мы им ещё покажем, майор! — закричали они. Он ухмыльнулся и задрал подбородок.
— Да, мы ещё подерёмся, — сказал он, — и, уж если в следующий раз мы не зададим этим… — Тут речь его перешла в отчаянную ругань, к которой он всегда прибегал, когда стремился передать своё мнение о противнике.
Солдаты так и загрохотали.
Джонни узнал, что большая часть бригады Перси остаётся в Чарлстоне, где расположится бивуаком на Маячном холме до утра. Он решил, что пришла пора действовать.
Возле одной из лодок матросы спорили, дуда приказано отправляться ночевать — на борт «Сомерсэта» или обратно в Чарлстон. Джонни побежал к ним:
— У меня поручение к графу Перси! — Он тяжело дышал от волнения, но можно было подумать, что он запыхался от бега. — Переправьте-ка меня туда поскорей, ребята.
— Пойди свистни своему генералу, — сказал один из них. — Свистни мамочке своей. Мы матросы, а не солдатня, понял?
— Тогда дайте мне вашу лодку…
— Не положено.
— Так ведь мне нужно как-нибудь переправиться — не вплавь же!
— Пойди спроси лейтенанта Свифта. Он у нас командир.
Подвергаться допросу
— Ну, вы меня повезёте или нет?
— Без приказа никак, малютка.
— Что у вас тут такое? — спросил чей-то тихий голос.
Матросы отдали честь:
— Да вот тут молокосос один говорит, будто у него депеша к графу Перси. Требует, чтобы мы его переправили туда.
— Значит, так и надо.
— Есть, сэр!
Никто не догадался попросить Джонни показать депешу.
Джонни перевезли на тот берег и высадили на молу в Чарлстоне. Он быстро поднялся по вымощенному булыжником переулочку, завернул в какой-то сад, содрал с себя форму и повесил её на верёвку от белья. Затем разыскал колодец и вымыл лицо.
Несмотря на то что было уже за полночь, огни горели во всех окнах, не считая домов, из которых выехали хозяева. Жители Чарлстона пребывали в панике. Они не смели ложиться спать — шутка ли, в их городе вдруг оказалось свыше тысячи английских солдат, причём солдат побитых и, следовательно, озлобленных! На самом деле солдаты эти только и мечтали о том, чтобы их оставили в покое и дали выспаться, но чарлстонцы опасались резни.
Джонни заглянул в несколько таверн. Повсюду — на стульях, на скамейках, просто на полу — спали английские офицеры. Джонни вспомнил, что хозяин одной из таверн — видный деятель общества «Сыновей Свободы». Он на цыпочках пробрался между спящими, нашёл в кладовой, за бочонком с мукой, девятилетнюю девочку — служанку и заставил её проводить себя в летнее помещение, куда перебрались на ночь хозяин таверны с женой.
Тут ему наконец удалось выяснить, что именно случилось после перепалки в Лексингтоне. Полковник Смит в самом деле пошёл на Конкорд, овладел городом, уничтожил военные склады, которые янки не успели замаскировать. Там завязалась ещё одна перепалка — нет, пожалуй, это был уже бой! — у Северного моста. Но отовсюду, со всех сторон возникали отряды ополченцев.
Смит явно побоялся выйти из городка на простор. Он решил ожидать подкреплений, за которыми он посылал ещё до Лексингтона.
А Перси всё не шёл. С каждой минутой прибывали солдаты народного ополчения, окружая городок. К полудню Смит решился вывести своих солдат. Дальше ждать становилось опасным. Тут-то и раздались выстрелы. Открыли огонь ополченцы — из-за каменных изгородей и сараев, деревьев, кустов. Побитые и окровавленные войска полковника Смита, охваченные паникой, с трудом добрались до Лексингтона. И только тогда прибыли подкрепления Перси. Если бы они не подоспели, от войск Смита не осталось бы ни одного солдата.
Из Лексингтона англичане отступили к Менотоми. А оттуда израненный красный змей пополз через чарлстонский выгон, благополучно добрался до чарлстонского Перешейка, где он был уже под прикрытием орудий «Сомерсэта». И вот теперь они здесь. Их сильно потрепало.
— А доктор Уоррен?
Его видели повсюду — то сражающимся, то перевязывающим раны. Он дрался как лев. Но где он теперь, хозяин гостиницы не имел ни малейшего представления.
— Его не ранило?
— Говорили, что пуля срезала ему клок волос — вот на таком расстоянии он был от смерти.