Джош
Шрифт:
– У меня он и не болел.
– Рекс сказал, что тебя на кладбище тошнило.
– Вовсе нет.
– А что ты делал на кладбище? Читал надписи на памятниках.
– А Рекс? Тоже читал?
– Мы с Рексом не сошлись во взглядах. Теперь скрывать уже незачем.
– У тебя что, Джош, неприятности? Почему ты мне не говоришь? Ты, кажется, плоховато ладишь с людьми, да?
– Пожалуй, что так, тетя Клара.
– И кто виноват?
– Не они же. Выходит, значит, что я. Правильно?
– Я этого не говорю.
Нет, Джош, ее ты не втягивай. Ты поплачь о других, не о себе.
– Тетя Клара, ради бога, где ваши булавки? Я больше эти штаны поддерживать не в состоянии.
28
Голос тети Клары:
– Джош! Время уходит!
Есть разница, тетя Клара, между добрым смехом и злым, но здешние ребята ее не понимают. И мне все время достается не тот смех. Мне неприятно. Даже очень неприятно, если честно сказать. Я больше не могу. Каково это - выйти на улицу в штанах, которые обернуты вокруг тебя и заколоты, точно пеленки вокруг младенца? Это несправедливо, тетя Клара, я не могу! Я даже по коридору до кухни не могу в них пройтись. Как я, такой, покажусь там на глаза Лоре? Она увидит и покатится со смеху. А ее насмешки будут мне особенно обидны. Да еще ребята грозились, что отлупят меня.
– Джош, поторопись. У него вдруг вырвалось:
– Я не могу!
– Отлично можешь. Я знаю, что ты уже готов.
Так твердо, даже властно, не допуская возражений. Эта плауменовская манера не слушать, что тебе говорят. А только распоряжаться. Вот и папа так, когда сердится. И все дядья, и их дети, и все тетки, которые были Плаумены до того, как повыходили замуж. Откуда это у них, прадедушка? А может быть, вы тоже были такой, может, она просто скрывает правду?
– Джош!
Словно на цепи тебя тянет. И как ни упирайся, цепь все равно не разорвешь. Всегда делай, как они тебе велят, и спорить не смей, а не сделаешь, они приходят в ярость и ничего не желают слушать. Вот и портьера, шуршащая, щекотная. Ты теперь будешь помнить ее до могилы. Как некий символ. Как врата бедствия.
Джош стучится в приоткрытую дверь кухни и входит, весь напрягшись, готовый встретить Лорин взгляд. У тети Клары в голосе звучит изумление, а может быть, усмешка:
– Что это ты стучишься?
– Я думал, надо. От меня тут все время закрывают двери.
– Не преувеличивай, Джош. Лоры уже нет, если тебя это беспокоит. Она минут десять как ушла с заднего крыльца.
Слабея от облегчения, он протягивает руку и опирается о косяк, чтобы не упасть.
– Завтрак с собой я тебе уже приготовила. Сейчас вот только заверну.
Ну вот, едва перевел дух, и опять пожалуйста.
– Разве я не успею пообедать?
Снова выставлять всем на осмеяние эти морковки, и салатные листья, и куски хлеба из непросеянной муки, похожие на деревянные клинья, которые запихивают под дверь, чтобы не захлопнулась.
– Куда там! В твоем распоряжении каких-нибудь две-три минуты. Ты лучше не заставляй Билла тебя ждать.
Джош входит в кухню осторожно-осторожно, будто по яичным скорлупкам. Того и гляди, проклятые булавки начнут расстегиваться. На душе все муторнее и муторнее, так хочется, чтобы тебя пожалели, и стон, который звучит внутри, вырывается наружу:
– Тетя Клара!..
Она перестала связывать в пучок
– Да, Джош, что тебе?
– Очень у меня идиотский вид, тетя Клара? Я ведь, знаете, тоже не все могу вытерпеть.
Она протягивает ему руку сочувствия, но Джош уже раскаялся в своей слабости, уже вспомнил данные себе обещания. Он трясет головой, крепко сжимает кулаки и отходит в сторону.
– Они тебя травят, Джош? Глаза в пол:
– Я не доносчик...
– Знаю, что не доносчик, и уважаю тебя за это. Но ведь мы с тобой родные, правда? Он кивает, не поднимая глаз.
– А родные для того и существуют, чтобы немного облегчать друг другу ношу. Но против твоего желания я тебе не смогу помогать.
С великим напряжением он сдерживается и сурово говорит:
– Я слышал от ребят, что вы и так уж тут напомогали.
– А ты бы этого не хотел?
– Не знаю, тетя Клара. Только уж лучше бы вы говорили мне все как есть. Я просто ничего не понимаю. Куда ни подайся, все против меня. Одни проигрыши.
– А ты рассчитываешь на выигрыши, Джош?
– Да нет же.
– Опять почти умоляя: - Не надо меня ловить на слове! Просто у меня все получается наперекосяк.
– Да, я заметила и сказала тебе, что ты ко всему относишься очень серьезно. Слишком серьезно.
– Вовсе нет.
– Как трудно подобрать подходящие слова, - Честное слово, я стараюсь видеть во всем смешную сторону. Правда-правда, тетя Клара, можете мне не верить, но это так.
– Ты часто говоришь смешные вещи, Джош, но это не одно и то же.
– Не понимаю...
– Подумай - поймешь. Смешное может быть очень серьезным делом для таких людей, как ты. И это не значит, что у вас веселый нрав. Я, например, когда говорю о солнце, ничего, кроме солнца, не подразумеваю.
Если же снаружи смех, а внутри слезы, это совсем не то.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, тетя Клара. Это все выше моего разумения.
– На глубинах отчаяния: - Вас подвести, вот чего я боюсь. Я все время, как ни стараюсь, вас подвожу. Вы только взгляните на меня вот сейчас. Настоящее пугало. Они там все перемрут от смеха. Ну за что они меня мучают?
– Со стороны Билла это было жестоко. И конечно, сделано нарочно. Он меня разочаровал.
– А я не хочу, чтобы вы в нем разочаровывались, тетя Клара. Я не хочу, чтобы вы в ком-то разочаровывались. Наверно, я чем-то сам виноват. К вам они вон как хорошо относятся. Все для вас делают. Они же тут с вами всегда живут, а я только в субботу приехал. Полы вам моют, дрова колют, окна протирают, сад вскапывают. И ни за что-нибудь, а просто из хорошего отношения. Они лучше меня, тетя Клара. Я тоже помогаю людям, но за плату.
– Наверно, у вас там другие условия, Джош. Ничего нет дурного в том, что тебе платят.
– Но здешние ребята говорят, что вы бедная и что я у вас нахлебничаю. Голос против воли жалобно звенит и чуть не срывается.
– Вы же не бедная, тетя Клара, ведь правда?
Тетя Клара отчего-то не отвечает, будто не слышала, хотя, конечно, не слышать не могла.
– Значит, вот что они тебе говорили?
– Но ведь это неправда, да? Я не знаю, сколько стоят разные вещи, тетя Клара, но у вас в доме столько всего, целое богатство.