Джунгар. Небесное Испытание
Шрифт:
– Она теперь не рабыня, - Илуге все меньше нравился этот разговор.
– Не рабыня так не рабыня, - охотно согласился вождь, - Ты что же, решил ее до смерти в девках держать? Самый сок уже, пора замуж выдавать. И думать соотвественно. Может, я сватов заслать хочу, а ты бурчишь, как медведь разбуженный… Плоховат из тебя посаженный отец получается, - вождь оскалился в белозубой улыбке.
– У тебя ж две жены уже, - невпопад брякнул Илуге.
– О-хо-хо!
– захохотал Эрулен, - Где две, там и три! У нас в степи, сколько прокормишь - столько и бери, была б охота! А что, могу
Илуге судорожно сглотнул. Ну вот, опять начинается. Провались оно все пропадом! Родилась бы уродиной - не пришлось бы теперь выворачиваться. Военному вождю-то - поди откажи.
– Э-э… рано еще об этом говорить, вождь, - невыразительно промямлил он.
– Кабы потом поздно не было, - снова хохотнул Эрулен, - Оглянуться не успеешь - а девка-то уже непраздна! Дело недолгое, одну оставил, поди!
– Не одну, - буркнул Илуге.
– Иную хоть с полком оставляй, все лазейку найдет, - хмыкнул Эрулен, явно поддразнивая Илуге, - Вон, у Амдо, вождя ичелугов, говорят, восемь девок, дак одна из них недавно ему в подоле принесла, а от кого, до сих пор неведомо!
– А это правда, - после недолгой паузы решился Илуге, - что у ичелугов теперь мальчики не рождаются?
– Правда, - посерьезнел Эрулен, - Мужчин у них совсем мало осталось. И ихних девок другие племена тоже в жены не берут - боятся, что проклятье на них перекинется. Тому уж четырнадцатый год пошел. Как лханнов они порезали, так и…Одним куаньлинам поганым с того выгода вышла. Должно быть, это они же порчу и навели!
Вождь в сердцах сплюнул. С его лица сошло обычное шутливое выражение, глаза недобро прищурились.
– Куаньлинам?
– медленно переспросил Илуге. Сердце гулко стучало у него в груди, но он старался, чтобы голосо звучал буднично, ровно.
– А кому же?
– зло бросил Эрулен, - Ичелуги им всю добычу и сбыли тогда. Уговор у них был. Да только с куаньлинами уговариваться - что самому на себя рабский ошейник одеть! Эх, дураки же ичелуги - второй раз по тому же льду идут, снова с куаньлинами в одной упряжке! Надеются на ургашских богатствах отыграться…
– Так, значит, это куаньлины хотели, чтобы лханнов вырезали? Зачем?
– Илуге чувствовал, что начинает задыхаться. Его мир стремительно переворачивался с ног на голову, перед глазами плавали разноцветные пятна. Прав был хан Темрик - телок он неразумный, телок, что рогами воздух бодал! Прав, когда сказал, что у него на самом деле нет выбора! Потому что выбор - это то, что воин и мужчина делает осознанно. Только тогда такой выбор благословляет Небо. Столько времени потеряно, столько бесплодных усилий! И почему раньше ему даже в голову не приходило расспросить того же Эсыга об этом? Илуге стиснул зубы, чувствуя, как к горлу подкатывает горечь.
– Затем, что во лханнских землях испокон веку вон такие камешки добывали, что у тебя в рукояти сидит, - пожал плечами Эрулен, - Лханны их в Ургах отдавали, и жили себе со всеми в ладу. Куаньлины, видно, про то богатство пронюхали. А только горазды они чужими руками жар загребать. Манера у них всегда такая. Все юлят, крутят, слова сыплют, что песок - горстями. И цена этим словам та же. Вот ичелуги и получили свое. С горкой.
Эрулен
– И вот почему косхи на Ургах не пошли и не пойдут, пока я жив, - сказал он, и теперь в его голосе слышались интонации вождя, под чьим началом не одна рука воинов, - На чужое зариться - свое потерять. А те, кто этого пока не понимают, скоро поймут, помяни мое слово.
Илуге молча кивнул, глядя вслед за вождем на юг, откуда с гиканьем и присвистом неслись в стан охотники. Да только смотрел он дальше, - за линию горизонта, за горы, - туда, где лежали неведомые и огромные земли его настоящих врагов.
Империя, такая огромная и такая старая, что, кажется, она была там всегда и всегда там будет, как разделяющие их горы, как Вечно Синее Небо над головой. Людей там - что песка на берегу. Говорили, что живут они в огромных домах из дерева и камня, которые строят на одном месте и не могут увезти с собой. Говорили, что, когда войско императора пришло в степь в незапамятные времена, оно покрыло ее своими знаменами от горизонта до горизонта. Говорили, что победить их невозможно. Точнее, никто этого даже не говорил. Еще не родился в степях человек, который посмел бы даже подумать об этом. Были только те, кто понимал, что за вечными склоками степных племен тут и там проявляются незримые нити, и, словно паутина, тянутся на юг, к куаньлинским городам.
Илуге вскинул голову. Ему почудился ветер с юга, и неуловимый привкус гари, словно бы со старого пепелища. Когда-нибудь он найдет тех, кто стоял за той давней резней. Он найдет их все равно. Сколько бы времени не потребовалось. Он умеет ждать.
Чиркен оказался прав: гонец приехал за ним. К вечеру пришел Эрулен и передал разговор с гонцом, при котором присутствовал. По его словам, Марух стелил мягко, приглашал. Обещался подтвердить завещание Темрика. Однако в самом конце разговора Эрулен сказал нечто совершенно неожиданное:
– Если ты решишь уехать, молодой вождь, косхи будут покорно просить тебя оставить с нами твоего воина Илуге, выросшего на нашей земле.
– Что?
– брови Илуге взлетели вверх. Элира замерла, - С чего бы вдруг?
– Ну… шаман Тэмчи теперь сильно жалеет, что отправил тебя в тот курган, - Эрулен слегка усмехнулся, - Не можем же мы в самом деле теперь отпустить своего самого великого предка к джунгарам. Теперь, когда он нашелся. У нас полгода все неудачи списывались только на то, что нас покинул наш великий покровитель и мудрый отец.
Эрулен преувеличенно низко поклонился Илуге, чего раньше никогда не делал. Впрочем, его и сам Орхой Великий не слишком напугал. А любовь к рискованным шуточкам у них, похоже, одинаковая.
Ему показалось, - или внутри него тоже что-то знакомо усмехнулось?
– Но я же не курган и не камень, чтобы меня установить, - растерянно сказал Илуге, - Элира рассказала мне, что у ургашей есть такие позолоченные мертвецы, святые, которые вроде как не умерли, а только спят и ждут своего часа. Они не гниют, и тело их остается гибким. И ургаши им поклоняются. Вы что, хотите меня в это превратить?