Джунгли. Том 3
Шрифт:
— Что ты сказала? — Она без колебаний назвала её императрицей.
— Это далеко не секрет. — Говорит Стелла. — Теперь, когда империи известно о вторжении республики, вся страна обратит внимание на эти земли. То войско и корабли, что прибыли, лишь песчинка в пустынном море. В адмиралтействе поговаривают, из империи в страны альянса, ещё до нашей повторной отправки были высланы десятки гонцов. Империя осудила захватнические действия коалиции в отношении Федерации. Это говорит о скором начале новой торговой войны с Коалицией у здешних берегов. То, что сейчас происходит, включая визит Императрицы Гертруды — это не конец вашего конфликта, а лишь начало нового. Скоро в здешние земли придёт буря, которой ещё не знала эта земля.
Под слова Стеллы Марис, закончив с делами, к нам с её телохранителями подошла императрица. Став свидетельницей последних слов капитана, она утвердительно кивнула, пояснив:
—
Значит, всё это только начало? Нет, дальнейшего пиздеца на нашей территории можно и нужно избежать!
— А если мы вышвырнем Республику с полуострова, вернём себе контроль над всей территорией, тогда нам удастся избежать ненужных битв?
— Слишком поздно, молодой Агтулх, — говорит львица. — С тех пор, как одна из ваших самок одела красные штаны, а другая согласилась драться за Федерацию, всё было решено. Эту войну не удастся остановить, и не будет здесь мира, как не может быть мира между львицей и паршивой овцой. Всё будет продолжаться до тех пор, пока одна из них, львица, голодна, а другая, паршивая овца, ещё есть и дышит.
Глава 11
Отправив войско Её величества Гертруды туда, откуда оно прибыло, по просьбе гостьи устраиваю дневное туристическое турне. Особых достопримечательностей у нас нет. Да и само это поселение из пары палаток и переездных шатров в городок превратилось совсем недавно. Были у нас дубильни, где местные обрабатывали кожу, шили колчаны, кое-какие доспехи и редкую одежду под заказ. Была одинокая, мало используемая кузня. Здесь рагозцы чинили оружие, клинки, делали стрелы и отливали пули. К сожалению, доступа к руде, как и к углю, у нас нет. Потому и работы у них пока маловато.
— А это что за ряды? — Когда мы вдоль частокола приблизились к «особой зоне», спросила императрица.
— Общественные туалеты. — Ответил я. — В селении запрещено справлять нужду там, где приспичило. Здесь находятся ряды общественных туалетов; неподалёку селятся те, кто статусом не выше чернорабочего. Потом идут рабочие мастерские.
— И что, если кому-то на том конце приспичит, она через весь город сюда должна бежать? — Дельно спросила императрица, от чего я рассмеялся.
— Нет, вовсе нет. Туалеты у нас строятся повсеместно. Да и в домах, шатрах, комнатах никто не запрещает держать ведро. Если «приспичит», как вы сказали, то можно сходить на него, но потом обязательно в общую яму. Потом часть пойдёт на удобрения, а часть в выгребную яму за поселением. Ну а там, дальше и до полезных ископаемых как-нибудь доберемся.
— Вы о селитре? — спросила императрица, очень удивив знанием этого слова. Хоть я и думал сейчас больше о стали и угле, но и не скажу, что о селитре никогда не думал. Добрыня наверняка всё это учёл; лишь я, чутка заторможенно, вернулся к этой теме.
— Пожалуй, и о ней тоже. — В ответ на хитрую улыбку императрицы отвечаю своей, беззубо-глуповатой.
Далее у нас были бараки рагозцев и дополнительный медпункт, построенный после боёв у первого форта. Раненых была так много… я даже очередей ни в одной из наших поликлиник столько не видел. Хотя, скорее всего, в разы меньше, чем в какой-то крупной больнице; просто у страха глаза велики, и как там точно было, уже и не скажешь. Строение сейчас также не пустовало. Часть было отдана под склад с продукцией, которую мы собирались предложить гостям, а во второй плотники и умельцы распускали бревна на доски, готовили мебель — те же кровати, стулья, столы и особенно стеллажи под всякое разное. Всё это расходилось на ура и пользовалось спросом. За бывшим лазаретом, рядышком, готовились, обтесывались и сушился брус под будущие дома. Тут же, с обрубленных листьев подготавливались плотные пучки под крыши, а ещё местные, с перепугу, когда меня ранили, начали из дерева изготавливать статую. Несколько досок были скреплены смолой или древесным клеем (я в этом не силён — не знаю). Ножиками и топориками местные
— Чтоб никаких торчащих деталей, пальцев или члена! — Представив, как кто-то совокупляется с моей деревянной копией, а после случайно ломает ей член или пальцы, невольно колотнулся. Верят они в своего Агтулха — ну и пусть верят, главное, чтобы статуя не стала причиной падения морально-нравственных ценностей, и чтобы моих самых ярых фанаток от статуи гонять не пришлось. Сука… так и слышу в голове, как охранница бежит с кнутом и кричит: «Отдай член Агтулха», и плетью её… А убегающая такая… «О да, накажите меня, ну и член с заднего прохода торчит или…»
— Пх-ха-ха… — Отойдя, не сдержавшись, рассмеялся.
Естественно, императрица поняла, к чему была моя прошлая просьба.
— Вас забавляет, что над вашей статуей могут надругаться?
— Да пусть хоть сгорит, главное, чтоб никто не поранился. — Представляя, как кто-то из задницы или пизды достаёт занозы, едва сдерживаюсь, чтобы не заржать в голос.
Потом, чтобы не делать круг по стройке, полупустырю, змейкой заворачиваем и идём ближе к центру через «театральную площадь». Это место, наверное, самое приятное и милое из всех, которые только существовали в этом городке. Неподалёку от площади ясли, где днём бесили воспитателей дети; там же, раньше, да и теперь, обедало всё поселение, а уже под вечер устраивались театральные постановки, а с ними совместный ужин, танцы, конкурсы, игры на ловкость или силу. Много эмоций связано с этим местом, а ещё, сколько бы раньше не ходил, мне казалось, что тут был плотно утрамбованный песок. Хотя сейчас под ногами мелкий камень. Он не везде, но видно, что где-то старый, вошедший в грунт, а где-то свежий, только-только подсыпанный. Видимо, и до этого места добрались приказы Бати, его далёкие мысли. Эх, старый, на кого ж ты нас оставил, где ты сейчас, что с тобой и как мне тебе помочь…
Все печальные мысли улетучились, когда к нам в погоне за мячом подлетела мелкая девчушка. Нервные стражи Гертруды чуть не рубанули (волейбольный мяч), а я еле-еле успел выйти вперёд и схватить его в руки.
— Что это? — Императрица тут же стала серьёзной; произошедшее приняла едва ли не за нападение на себя.
— Детская игрушка. — Подачей снизу, с характерным звуком, отправляю мячик подальше, малышам на потеху. — У нас он последний остался; других таких уже не будет.
— Какие необычные яркие цвета. Это игрушка из другого королевства, с вашей родины?
Мячик был оригинальным, очень качественным, японским. Не совсем из нашей страны, хотя чего стесняться:
— Ну, можно сказать и так. — Проводив детишек взглядом, от греха подальше прошу стражу императрицы не обращать внимания на наши ясли. То был недогляд со стороны наставницы и её помощников. Обычно дети шастали ближе к центру, да только шальная подача всё усложнила. Вместо моего желания держаться от детских игрищ подальше, императрица напротив, просит отвести её в эти «Общественные ясли». И вот тут она по-настоящему, всерьёз удивилась. Да… там и вправду было чему удивляться. Самые маленькие, слабенькие, которые только-только от сиськи материной оторвались, были под чутким присмотром одной из наших женщин. Ей в этом помогали ещё пятеро взрослых и трое молодок из племени. Мелких детей в поселении стало так много, что справиться со всеми исключительно своими силами было бы очень проблематично. Далее, но также рядом были карапузы от где-то четырёх и до восьми лет. Они игрались с деревянными кубиками, баловались с пирамидками; кто-то вообще облизывал какую-то пластиковую игрушку, напоминавшую виноградную лозу. Да, детские игрушки, сложные, из нашего мира у нас тоже были, когда-то давно. Их разобрали на составляющие, на винтики и болтики довольно быстро. Так и остались только те игрушки, которые нельзя съесть, разбить, утопить или разобрать на компоненты. Рядышком с самыми подвижными непоседами, зарывшись во множество подушек сделанных из ошметков чьих-то вещей, набитых перьями птиц, наделав берлог, умиротворённо похрапывали самые спокойные. Детей от четырёх и старше было меньше самых маленьких в разы, а тех, кто шёл от восьми и выше, ещё меньше. Много раз я был свидетелем того, как мамки всех видов восхищались терпением Кати и Осканы. Как чуть ли не молились за успешное лечение Марии, спасавшей их детей от неизлечимого недуга.