Единорог и три короны
Шрифт:
Девушка безмолвно вышла из королевских покоев и направилась в свою спальню, чтобы переодеться. Спина у нее горела, а от узкого жилета и мундира боль становилась еще сильнее. Смочив вспухшие рубцы холодной водой, она надела вместо полупрозрачной сорочки рубашку из более плотного материала. Ленты, которыми она подвязывала грудь, немного ослабили силу ударов, однако плечи, ничем не защищенные, пострадали куда больше спины.
Подвязав волосы, Камилла спустилась в конюшню. Ей необходимо сейчас дружеское участие, чтобы хоть отчасти смягчить пережитое унижение.
Погруженная в печальные раздумья, девушка не заметила, как к ней подошел Филипп, и вздрогнула, услышав его голос.
— Как прошла ваша встреча с королем? — спросил он озабоченно.
— Прекрасно! — ответила она раздраженным тоном и направилась к выходу. — Иначе и быть не могло!
Только этого человека и не хватало ей для полного счастья в подобную минуту! Уязвленный ее невежливостью, он решил объясниться с ней и схватил за плечо, чтобы задержать. Камилла вскрикнула от боли.
— Что это с вами? — с изумлением спросил он.
Девушка не успела ответить, потому что он спустил ей рубашку с одного плеча и замер, увидев багровые рубцы.
— Кто это сделал с вами? Неужели король?
Камилла судорожно застегнула рубашку, кусая губы от досады.
— Да, именно он. Полагаю, вас это должно обрадовать, — бросила она и вновь зарылась лицом в гриву Черного Дьявола.
Филипп смотрел на нее растерянно. В самом деле, он мог бы возликовать, что юная бунтарка получила заслуженное наказание — ведь сколько раз ему самому хотелось обойтись с ней именно таким образом!
Но он не испытывал никакого удовлетворения. Ему пришлось признать, что Камилла, невзирая на все свои недостатки, обладает необыкновенной храбростью и многочисленными талантами выдающегося бойца. Шевалье помимо воли начинал чувствовать к ней уважение, хотя это была всего лишь женщина. Будь она мужчиной, Филипп д’Амбремон гордился бы дружбой с подобным человеком.
Но она женщина, вот в чем дело! И Филипп, оглядывая тоненькую фигурку, прижавшуюся к черному жеребцу, боролся со страстным желанием взять девушку на руки, убаюкать ее, утешить за пережитые боль и унижение, приласкать эту белокурую головку.
Удивленная его молчанием, Камилла обернулась и резко бросила:
— Что же вам еще надо? Вы наслаждаетесь своей победой?
Она намеренно грубила, прекрасно зная, что несправедлива по отношению к дворянину, который сделал все, чтобы спасти ее от куда более тяжкого наказания, и вдобавок ко всему спас ей жизнь. Но ей была невыносима мысль, что он стал свидетелем ее позора, а его сострадательные взоры оскорбляли самолюбие. Она предпочла бы, чтобы он осыпал ее упреками, — тогда она смогла бы излить на него свою ярость. Но он смотрел на нее с такой жалостью, что ей хотелось броситься к нему на грудь и разрыдаться!
— Уйдите! — произнесла она умоляющим
Но молодой офицер не решался оставить ее в таком состоянии.
— Вопреки вашим словам, — сказал он наконец, — я сожалею о том, что с вами произошло, и постараюсь сделать все возможное, чтобы смягчить гнев короля. Однако вам следует понять, что вы, став офицером, должны принимать правила игры. За проступки всем приходится расплачиваться, и вы в данном случае не исключение. Каждый обязан подчиняться приказам. Камилла, только так можно создать сильную и боеспособную армию.
Девушка вздрогнула, услышав, как он впервые назвал ее по имени, и говорил при этом с мягкостью, совершенно ему не присущей. Она взглянула ему в лицо: оно утеряло свое привычное высокомерное выражение, насмешливые огоньки во взоре исчезли. В глазах Филиппа читалось искреннее сочувствие к ней.
— Что касается меня, — продолжал он, — то я написал самый благоприятный рапорт, пытаясь выгородить вас. У нас с вами были столкновения, но я не могу признать очевидного факта — из вас получится превосходный солдат, как только вы осознаете всю важность дисциплины!
Внезапно Камилла забыла о своих обидах. Неожиданное признание шевалье заставило ее иначе взглянуть на все случившееся. Она догадалась, каких усилий это стоило гордому Филиппу — он воздал должное ее воинским талантам, хотя она была всего лишь женщиной, а он привык относиться к слабому полу с надменным презрением!
Впервые он обращался к ней без раздражения, без вызова, без иронии! Он просто старался утешить ее, видя, как она страдает. Он хотел помочь ей, значит, не испытывал к ней ненависти!
Пораженная этой мыслью, девушка отпустила гриву Черного Дьявола и начала с жадным вниманием всматриваться в Филиппа, который стоял всего в нескольких метрах от нее.
Нет, ей это не приснилось — именно он говорил с ней так ласково и так нежно! Он стоял в привычной позе, слегка выставив вперед одну ногу и склонив голову, что подчеркивало природную грацию движений и стройность фигуры.
Солнечные лучи, идущие из бокового окна, освещали его тонкое мужественное лицо, прямую сильную шею, широко развернутые плечи. Какой у него решительный изгиб губ, какой высокий лоб, какой глубокий, пронизывающий взор!
Этот обольстительный облик вновь пробудил в Камилле прежнее смятение, с которым ей почти удалось справиться за предшествующие дни. Сердце у нее бешено заколотилось, и чувства вспыхнули вновь. Оглушенная и растерянная, она завороженно смотрела на Филиппа, готовая по малейшему знаку броситься в его объятия. Ему нужно было сделать только шаг, и она уже не смогла бы противостоять неудержимому порыву.
Но дворянин застыл на месте, сохраняя дистанцию. Заметив, как изменилось настроение Камиллы, он держался настороже, сознавая опасность. Он видел слегка приоткрывшиеся губы девушки, словно бы взывавшие о поцелуе, светло-голубые глаза, потемневшие от страсти, и чувствовал, как его самого охватывает глубочайшее волнение.