Единственная
Шрифт:
— Ты выпил.
— Ну да, выпил. И полагаю, имею право добавить! — Неровной походкой Макс пошел к бару.
— По-моему, на тебе уже не отразится: чуть больше или чуть меньше…
— Какая любящая жена, вы только посмотрите! Разрешите мне налить еще, а потом и еще! Да я просто счастливчик!
— Прекрати, Макс, паясничать, я не в том настроении, чтобы выслушивать глупости. — Джилли почувствовала, как у нее начинает болеть голова.
— В последнее время ты вечно не в настроении, особенно
— С чего ты взял?
— Со времени нашей женитьбы меня не покидало это чувство… — Макс сделал еще глоток. — А вообще, мы прекрасная пара, настоящая любящая пара.
— Да — любящая пара, — повторила механически Джилли. — И мы станем столь же любящими родителями, правда?
Макс засмеялся.
— Чего, чего? Еще раз, пожалуйста.
— Я беременна.
— Неуместная шутка, радость моя.
— Это наша женитьба была неуместной шуткой, — отозвалась Джилли, — а то, что я тебе сказала, к сожалению, не шутка.
Макс сделал усилие, чтобы сосредоточиться.
— Тогда повтори это еще раз, детка.
— По-моему, то, что я сказала, достаточно ясно. Я беременна. Я была у врача сегодня утром…
Джилли не успела закончить фразу, как Макс с размаху ударил ее по лицу.
— Шлюха! — заорал он. — Чей это ребенок, признавайся?
— Мой, на…
— Не ври… — И снова хлестнул Джилли по щеке.
Джилли упала на кушетку, закрывая лицо руками.
— Это твой ребенок! — Она громко кричала, боясь, что он сейчас убьет ее.
— Правду, говори мне правду! — Макс рывком поставил ее на ноги. — От какого ублюдка твой ребенок?
— Он твой…
— Какого черта! Ты меня идиотом считаешь, что ли? В следующий раз будь умнее и не ври мне, чертова шлюха! — Глаза его побелели от бешенства, и, размахнувшись, он ударил жену кулаком в живот.
Джилли закричала от боли, но Макс уже не слышал ничего.
— Макс, послушай меня, Макс, пощади! — умоляла Джилли.
— От Джордана?! Признавайся! Я прикончу и его, он у меня не отвертится!
— Нет-нет… никого… кроме тебя…
— Сука! Ты еще издеваешься надо мной! — Макс уже не мог остановиться: лупил кулаками куда попало. Последнее, что помнила Джилли, — страшная боль в низу живота, что-то теплое потекло по ногам.
Очнувшись, Джилли долго не могла понять, где она: все плыло перед глазами. Потом стала различать: все незнакомое, светлая мебель, белые стены. Она вздохнула с облегчением. Значит, кто-то успел вырвать ее из рук Макса. Во всяком случае — она жива.
При малейшем движении кружится голова, а низ живота резала острая боль, будто пила. Джилли с трудом разжала губы:
— Где я?
— Все в порядке, девочка! — это был голос отца. — Ты в больнице.
— Больница… —
— Соседи услышали, как ты кричала, и вызвали полицию. Когда приехала машина, ты была уже без сознания. Макс сейчас за решеткой. — Он замолчал. — Что у вас случилось?
— Я последовала твоему совету, — Джилли говорила с трудом, — я ему сказала, что беременна. Он не поверил, что это его ребенок. Не успела даже сказать про аборт. Макс, видно, сам позаботился…
Флеминг кивнул:
— Да, к сожалению.
— Поздно жалеть, папа, поздно…
— Твое право подать на Макса в суд.
— Не знаю… Единственное, что я хочу сделать как можно скорее, — так это покончить с фарсом под названием «наш брак».
Сингапур, май 1988
— Нам придется вернуться в Штаты! — Хильер повернулся к жене. — Причем сегодня же.
— К чему такая спешка? — машинально спросила Надин, занятая выбором туалета: стоя перед стенным шкафом, она перебирала платья.
— Дела требуют, — бросил Гевин, не отрываясь от газеты.
— А я спрашиваю — зачем? — Надин выбрала наконец платье цвета сапфира и разложила его на кровати. — У тебя всегда дела, особенно в последнее время.
— Представь себе, действительно у меня в последнее время возникли проблемы, и мы должны вернуться домой.
— И что значит — «домой»? — саркастически протянула Надин. — Со времени нашей женитьбы у тебя появилось, наверное, домов восемнадцать, и о каждом ты говорил: это «мой дом». Или я что-то путаю?
— Я спокойно могу прожить и без них, Надин. — Гевин говорил спокойно, но жест, которым он отложил газету, был красноречивее слов — он с трудом сдерживал себя.
— Признаюсь, за время нашего супружества я тоже научилась от многого отказываться — привыкла обходиться без любви, без секса, без мужа…
Гевин посмотрел на жену пустыми глазами.
— Ну, не совсем так. Регулярных занятий сексом, которых требовал твой организм и темперамент, ты не оставляла.
— Да, я нормальная женщина, и у меня есть естественные потребности…
— Естественно…
Надин вдруг решилась:
— Если ты давно знал обо мне все, то почему вмешался именно сейчас? Не раньше — не позже?
Гевин глубоко вздохнул, хлопнув ладонью по газете.
— Да, я не способен удовлетворять… твои «нормальные» потребности. Увы, что поделаешь? И, чтобы не усложнять нашу жизнь, не обездоливать тебя, — я вел себя так, сама знаешь: делал вид, что ничего не замечаю. К тому же ты была осторожна. А с Уитни потеряла всякий стыд: о вас пошли слухи, я стал посмешищем. Мириться с этим?! Ну нет, — и я прекратил ваши отношения.