Единство Империи и разделения христиан
Шрифт:
Патриарх Григорий I (570—593), заменявший временно сосланного Анастасия, сумел выйти победителем из громкого конфликта с Cornes Orientis Астерием, который пытался очернить главу Церкви. Позже он вместе с Домитианом Мелитинским [546] исполнял важное политическое задание от имени императора Маврикия, сопровождая персидского царя Хосроя обратно в Персию, где получил от него богатейшие дары для раки святого Сергия в Ресафе [547] . Он также косвенно поддержал Павла Черного, помешав Дамиану Александрийскому поставить в Антиохию патриарха, который был бы соперником Павла [548] .
546
Evagrius. Hist. eccl. VI, 7. Ed. cit.. P. 225–226.
547
Ibid. VI, 1, 18–21. Ed. cit. .P. 234–235.
548
John of Ephesus. Hist. eccl. IV, 42 ('ed. cit.). О св. Анастасии I и о св. Григории I, антиохийских патриархах–халкидонитах, см.: Goubert P. Patriarches d'Antioche et d'Alexandrie, contemporains de St. Gr'egoire le Grand// Revue des Etudes byzantines. 25, 1967. P. 65—76.
Растущая
549
Севир Асмунейнский. История Патриархов/ Изд., пер. Evett В.Т.А. РО 1. Paris, 1907. Р. 481.
4. Александрия и копты
Уникальная роль, которую Египет и его столица Александрия играли в римском мире, уже описывалась раньше. Особенности его культурного облика признавались и за его пределами—персами, арабами—и, разумеется, самими египтянами [550] . Характерное для египтян чувство своего культурного превосходства основывалось на сознании того, что они являются наследниками древней цивилизации фараонов. До IVв. сознание это было неразрывно связано с синкретическим язычеством, сочетавшим многие элементы древней египетской религии с эллинистическими культами. Христианская вера, однако, пришла в Египет в сопровождении силы, одновременно интеллектуальной и политической: Климент и Ориген, с одной стороны, и могущественные епископы Александрии–Афанасий, Феофил, Кирилл—способствовали тому, что христианство здесь раньше, чем в других местах, стало религией большинства. Молодая и сильная Египетская церковь взяла многое из древнеегипетского культурного самосознания. Готовность ее считать себя церковью именно «Египетской» способствовала, вероятно, ее успеху у всего народонаселения страны.
550
Наиболее исчерпывающим исследованием египетского самосознания является труд J. Masp'ero. Histoire des patriarches d'Alexandrie. Paris, 1923 (глава II: Le peuple 'egyptien aux Vie et Vile si`ecles). P. 23–64.
В течение IV, V и VIвв. существовал резкий контраст между городом Александрией, крупным интеллектуальным центром, в котором доминировали греческий язык и греческие культурные традиции, и всей остальной страной—страной египетских крестьян, говоривших на коптском языке—особым образом упрощенной и эллинизированной форме древнего египетского языка. Иногда люди, ехавшие из Александрии в деревню, говорили, что «едут в Египет». Но в сознании современников культурный контраст между Александрией и остальной страной также воспринимался как достоинство этой страны. Грекоязычные александрийцы не менее гордились египетским культурным наследием и с готовностью приписывали Египту изобретение всякой философии, всей науки и всей мудрости в веках, тогда как коптские народные массы послушно следовали руководству Александрии как в политических, так и в церковных делах. Это в особенности относится к египетскому монашеству, насчитывавшему, вероятно, не менее полумиллиона иноков и инокинь [551] . Эта огромная монашеская община слепо следовала руководству «папы» Александрийского, личное влияние которого во всей стране было несравненно сильнее влияния провинциального епископата или в большинстве своем необразованного и значительно менее многочисленного женатого духовенства.
551
Masp'ero J. Ibid. P. 55.
Однако александрийская епископская кафедра никогда не считала себя учреждением национальным или этническим. Архиепископ именовал себя «судия вселенной» , и титул этот употребляется и в наше время как греческими, так и коптскими носителями церковной власти. Сознавая, что Никейский собор (6–е правило) установил определенную параллель между Александрией и Римом как обладателями особых «привилегий» на основании «древних обычаев», архиепископы египетской столицы объясняли это свое положение культурным наследием Египта и своим древним правом устанавливать ежегодно дату Пасхи для всех других церквей, а также победами святых Афанасия и Кирилла над тем, что они считали самыми опасными христианскими ересями: арианством и несторианством. Они претендовали на юрисдикцию не только над Египтом, Ливией и Пентаполем (как было определено в Никее), но и над всей Африкой, включая Эфиопию, Аравию, Карфаген, а иногда и Иерусалим. Они горько сетовали на учреждение «нового Рима» в Константинополе и пытались где только могли ограничить влияние этого незваного церковного выскочки.
Таким образом, Александрийский епископ понимал свою роль отнюдь не как просто египетского «этнарха», а гораздо шире—как хранителя православия и церковного порядка в Империи и во всем христианском мире.
Это и было причиной того, что осуждение Халкидонским собором Диоскора было истолковано как неприемлемый скандал, подстроенный Константинополем и Римом, который следовало исправить.
После неудачных и кровавых попыток Маркиана навязать халкидонскую веру силой, императоры Зинон и Анастасий договорились с монофизитскими александрийскими патриархами и пытались восстановить религиозное единство посредством компромисса («Энотикон»), заключенного между главными патриархатами. Успеху этой политики помешала твердость Рима, верного Халкидону. Юстиниан и Феодора постепенно развивали более гибкую тактику, которую часто критиковали как нечестную. На самом деле, однако, они пытались разрешить христологический вопрос в самой его сути, сохраняя при этом терпимость как к личностям, так и к народным чувствам. Частичный характер их успеха был результатом разделений в антихалкидонском большинстве египтян. После смерти патриарха Тимофея III (533) императрица Феодора добилась поставления Феодосия, друга Севира, тем самым принадлежавшего к основному течению монофизитского движения, с которым Юстиниан и искал соглашения. Однако «юлианское» восстание, провозгласившее афтартодокетизм, свергло Феодосия и поставило другого патриарха, Гайана. Эти события
Это резкое разделение монофизитского духовенства Александрии на феодосиан и гаианитов, а также возникшие позже споры о тритеизме способствовали усилению контроля халкидонитов в патриархате. С 537 по 641г., то есть более ста лет, вплоть до завоевания Египта арабами–мусульманами, в Александрии почти беспрерывно был «мелкитский», то есть халкидонский патриарх. Это были люди, лично назначавшиеся Юстинианом, в том числе и энергичный Павел Тавеннисиот (537—539), бывший игумен великого монастыря святого Пахомия в Канопе, и более пассивный Зоил (539–551), и Аполлинарий (551—570). Однако большую часть этого периода Феодосии, монофизитский патриарх, прожил в почетной ссылке под покровительством двора в Константинополе, действуя как духовный глава всего монофизитского «подполья» в Империи. Его деятельность по восстановлению монофизитской иерархии уже описана выше. Но в Египте реальное его влияние было ограниченным. К концу царствования Юстиниана (565) там оставалось всего четыре монофизитских епископа, и все они находились в отдаленных частях страны. Таким образом, политика Юстиниана, по–видимому, принесла некоторые плоды. Все еще крепко державшееся в деревнях монофизитство потеряло в Египте контроль над церковным управлением.
Изгнанный Феодосии был упорен в своем неприятии Халкидонского собора, но оставался до конца верным Империи, разделяя с императором некоторые надежды на примирение. Знаменательно, что в этот период по крайней мере некоторые из коптских монахов–пустынников по всей видимости соглашались на церковный мир. Халкидониты были сильны в монастырях святого Пахомия, и, кроме того, им принадлежали главные храмы Александрии [552] .
После смерти Феодосия (566) монофизитская партия была не в состоянии избрать нового патриарха в течение девяти лет. В 575г. вдовство кафедры окончилось, но тайным и спорным образом. Один патриарх, Феодор, был тайно хиротонисан в пустыне ссыльным антиохийским патриархом Павлом Черным в сослужении с Лонгином, епископом Нобадским из Нубии [553] . Однако избрание Феодора оспаривалось большинством египетских монофизитов, которые в том же году избрали патриархом Петра. Обе группировки обменивались анафемами и богословскими обвинениями, разъединявшими их сторонников как в Египте, так и в Сирии. Павел вернулся в Константинополь, Лонгин же продолжал успешную миссию в черной Африке: ему удалось обратить племя алауах в верховьях Нила [554] . Другая партия, более «антиимперская», после смерти Петра (574) возглавлялась Дамианом (578—604), ученым, но тоже небесспорным лидером монофизитства. Провоцируемый тритеистами, а затем Стефаном Софистом, который критиковал сами основы севирианского монофизитства (отождествление physis и hypostasis—природы и ипостаси), Дамиан безуспешно пытался примирить различные монофизитские фракции. Он поехал в Константинополь и вместе с филархом аль–Мундхиром и императором Тиверием добился временного примирения с последователями Павла Черного (580). Однако богословские споры продолжались между Дамианом и Петром из Каллиника, монофизитским патриархом Антиохийским. Постоянно опасаясь тритеизма, Дамиан в своих сочинениях стремился релятивизировать ипостасное начало в Троице и был обвинен Петром в савеллианстве. Его последователей иногда называли тетрадитами за введение в Бога «четвертой» реальности — «Бога вообще», отличного от трех Лиц [555] .
552
О силе халкидонитов и монофизитов в Египте в конце царствования Юстиниана см.: Hardy . R. Christian Egypt. P. 135–139.
553
См. выше.
554
John of Ephesus. Hist. eccl. IV, 51–53 (ed. cit.).
555
О позициях Дамиана и Петра см.: Болотов. Лекции. С. 354–355; Ebied R. Y. Peter of Antioch and Damian of Alexandria// Fischer R.H. Ed. A Tribute to A. V"o"obus. Chicago, 1977, ..P 277–282.
Для современников спор между двумя патриархами постепенно приобрел культурный подтекст борьбы между «сирийцами» и «египтянами». Результатом был раскол между монофизитской Антиохией и монофизитской Александрией, который завершился только в 616г., когда преемник Петра, Афанасий Погонщик верблюдов, известный своим аскетизмом и праведностью (595—631), приехал в Египет в последний год патриаршества преемника Дамиана, ученого патриарха Анастасия (604–616). Есть основания полагать, что примирению помог Никита, двоюродный брат и близкий друг императора Ираклия, бывший в это время в Египте для организации объединенного христианского фронта против надвигавшегося персидского завоевания. Между представителями двух партий произошли богословские переговоры, однако в отсутствие обоих патриархов. После оживленных споров было выработано знаменательное решение: признавая различия и взаимные отлучения двух «блаженных архиепископов», Петра и Дамиана, в прошлом, теперь, когда оба архиепископа «отошли к Богу», обе партии заявляют, что вера у них одна. Оба патриарха вместе издали «Синодикон», заявлявший об их согласии в вере, и вошли в евхаристическое общение друг с другом, отрекаясь от «тритеизма» и от «тетрадизма», тех двух ересей, в которых Дамиан и Петр обвиняли друг друга [556] . Оказалось, однако, что группа дамианитов отвергла соглашение и даже выбрала антипапу Иоанна своим руководителем [557] .
556
Михаил Сирин. Хрон. , 26 (ed. cit. II. P. 381—393). Нет сомнения в том, что подобное же разрешение борьбы между халкидонитами и монофизитами (обвинявшими друг друга одни в евтихианстве, другие в несторианстве) было безуспешно предложено Юстинианом и всеми так называемыми неохалкидонитами.
557
Об этом примирении см.: Masp'ero. Op. cit. P. 319–342.
В течение всех этих событий монофизитским патриархам Александрийским закон запрещал проживать в этом городе и служить в главных и древних базиликах: Кесарее, мартирии св. Марка и других. Но после раскола они построили себе новые церкви—Ангелий и храм святых Космы и Дамиана—и могли проживать в монастыре Эннатон на берегу к западу от Александрии. Из патриархов–халкидонитов этого периода некоторые стяжали большой личный авторитет и сумели предотвратить непосредственные столкновения между халкидонитами и нехалкидонитами. Среди них наиболее выдающимися и влиятельными были в конце VI и начале VII в. святой Евлогий (581–608) и святой Иоанн V Милостивый (612–617).