Эдуард Лимонов
Шрифт:
Наш предвыборный альянс с Анпиловым и Тереховым был переименован в Сталинский блок и тут же распался. Вместо Лимонова туда взяли внука Сталина Евгения Джугашвили. Нацболы опять оказались за бортом политического процесса. Попытка войти в правый блок вместе с объединением «Спас» и РНЕ также закончилась неудачей.
Зато «заклятый друг» НБП министр Крашенинников пошел в Думу от Союза правых сил вместе с Борисом Немцовым, Ириной Хакамадой и «Киндер-сюрпризом» Сергеем Кириенко. Они раскатывали по разным городам, устраивая большие концерты с участием известной колоды рок и поп-исполнителей. В Петербурге действо состоялось
Мы с Женей Павленко как раз пили шампанское в одном из двориков на Петроградской стороне, когда вступили в конфликт с компанией активистов партии в футболках «Ты прав». Спор на повышенных тонах по поводу реформ 1990-х закончился тем, что я двинул одному из наиболее борзых оппонентов бутылкой шампанского по голове, разбив ее в кровь. Под причитания бывших со студентами девиц мы быстренько свалили с места происшествия.
А выйдя на набережную Невы, встретили дедушку, совершавшего пробежку. «Ребят, что там происходит, на Петровском?» — поинтересовался аксакал-спортсмен. «Да вон твари-демократы выступают, Немцов, Хакамада…» — был ответ. «Да вы что! Их давить надо!» — ахнул старичок и достал из сумки малек водки. За это и выпили.
Впоследствии я и сам, получив несколько раз бутылкой шампанского по голове — до сих пор остался небольшой шрам, понял, что это довольно серьезное оружие и без необходимости лучше его не применять.
Еще круче поступили нацболы в Нижнем Новгороде, ворвавшись в местную приемную СПС, учинив там погром с битьем стекол и оргтехники и написав на стене красной краской слово «Сталин».
Но это все были обычные партийные будни, а две действительно легендарные акции этого периода состоялись за пределами тогдашних границ России.
27 августа 1999 года, в день независимости Украины, группа национал-большевиков во главе с Тишиным и Фомченковым произвела мирный захват башни ДК моряка в Севастополе с требованием присоединения города к России. Любопытно, что брал 16 нацболов — жестко их избив, — отряд морских пехотинцев российского Черноморского флота. А затем передал в руки украинских правоохранительных органов. В итоге нацболы полгода провели в украинских тюрьмах, прежде чем были переданы в Россию.
Следующая большая акция готовилась в Риге. Как уже было сказано, партия там была весьма активна в борьбе за права русских, а особенные усилия нацболы приложили к раскрутке так называемого «дела Кононова». Василий Макарович Кононов, ветеран и герой войны, уничтоживший пособников нацистов на одном из хуторов Латвии, был в 1998 году обвинен в преступлениях против мирного населения и брошен в тюрьму.
Подготовка происходила как настоящая спецоперация: попытки обвести вокруг пальца спецслужбы Латвии и России увенчались успехом не сразу. Первую группу нацболов задержали фээсбэшники на границе Псковской области и Латвии. В Петербург приехала Лена Боровская для подготовки второй группы, которая должна была зайти через Белоруссию. В ее составе отправились в том числе Женя Павленко, Сергей Гребнев и Олег Беспалов. Ребята добрались до границы, долго блуждали там по лесам и болотам, воровали картошку с полей, за что едва не были избиты разъяренными крестьянами, и наконец их задержали белорусские пограничники.
Еще одна группа десантировалась ночью с проходящего через Латвию поезда, сорвав стоп-кран. Один из прыгавших в темноту
Им в итоге предъявили статью «терроризм». Судья Густав Лаукрозе дал Соловью и Журкину по пятнадцать, а семнадцатилетнему Гафарову — пять лет лишения свободы. Просидели они, правда, значительно меньше. Через некоторое время их этапировали для отбывания наказания в Россию, а через три года все были на свободе. А вот судью Лаукрозе довольно скоро убили в центре Риги. Вероятно, имел место криминальный след, однако для нацболов это выглядело как проявление высшей справедливости. Именно так этот эпизод и выведен в романе Захара Прилепина «Санькя».
В то же время кампания в защиту Кононова и других советских ветеранов раскрутилась до общероссийского уровня. Мы рисовали на поездах граффити, атаковали латвийские диппредставительства и пикетировали магазины с требованием не покупать латвийские продукты.
В 1999–2000 годах консульство Латвии в дореволюционном особняке на 13-й линии Васильевского острова в Петербурге мы атаковали не менее тринадцати раз. В ночь на 9 мая, решив поздравить ветеранов с Днем Победы, мы выдвинулись туда с Женей Павленко и Олегом Беспаловым. «Бах» — и банки с черным лаком летят в табличку и герб, а также в дверь консульства. «Стоять, сука!» — несется нам вслед от выскочившего из будки дежурного милиционера. Разбегаемся в разные стороны, и тут я делаю роковую ошибку, заворачивая не в тот двор. Убеждаюсь, что он непроходной, а в арку уже входит быстро прибывший наряд милиции.
Из консульства выходит дипломат, типичный прибалт, растягивающий слова с акцентом, интеллигентного вида, в очках.
— Я хотел посмотреть, кто и зачем это сделал. Почему вы против нашего государства?
— Я его не признаю, я за Советскую Латвию.
— Ах, за Советскую Латвию, ну, все понятно…
В отделении один мент долго хвалил меня, объявляя патриотом, другой рассказывал, что о том, что я сделал, уже доложили Путину и он очень недоволен. Так или иначе, начальство решило, что нужно возбуждать уголовное дело. Дома провели обыск, изъяли мои бумаги и банку с черной краской с балкона, используемую отцом для каких-то своих целей, заявив на прощание родителям: «Как жаль, что у такого заслуженного отца такой непутевый сын».
А меня отправили в ИВС Василеостровского района. Там в компании таджикского торговца героином из Горного Бадахшана, деда-алкоголика, укравшего тарелку у соседа, и кого-то еще я и встретил День Победы. На журнале с портретом тогдашней латвийской президентши Вайры Вике-Фрейберги заваривался крепкий чай…
Дело возбудили по статье «вандализм», и в итоге судья, явно отнесшийся к акции с некоторым сочувствием, дал мне полгода условно и тут же амнистировал. Что касается партизана Кононова, то в апреле 2001 года его под общественным давлением, к которому подключились и российские власти, выпустили из тюрьмы.